Благополучные, но напуганные – тоже за Трампа

В предыдущей статье мы говорили о людях, проигравших от глобализации, а потому поддерживающих политиков типа Трампа. Речь шла о работниках, занимающихся преимущественно малоквалифицированным трудом. Но Трампа поддерживают не только такие избиратели. В его электорате есть очень успешные люди, которые от глобализации могут, скорее, выиграть. Они-то каким образом там оказались?

Знай свое место

Рассмотрим другой пример, связанный уже не с экономическими последствиями трансформации современного мира, а с культурными. У людей, сталкивающихся с глобализацией, проигрыш может быть не материальный, а психологический. Иногда даже кажущийся, выдуманный проигрыш. Но тому, кто ощущает психологический дискомфорт по всяким сомнительным причинам, не легче от того, что он сам их выдумал. Вряд ли такому человеку поможет психотерапия. И рациональное объяснение выгод глобализации ему мало что даст. Соответственно, на результатах голосования избирателя, испытывающего сегодня культурный шок, серьезно скажется его неудовлетворенность новым дивным миром глобализации.

Чтобы понять этот феномен, углубимся ненадолго в историю. Несколько столетий назад богатая элита жила в европейских городах вперемешку с бедными людьми, выделяясь на общем фоне в основном своими дворцами. При этом вокруг дворцов царила нищета. Богачи ходили по тем же улицам, вдыхали те же запахи помоев и сталкивались с теми же бандитами, что и бедные. Но из-за ограниченности пространства, защищенного крепостными стенами, устроить жизнь по-другому было трудновато. Более того, богатые патроны могли сознательно окружать себя зависимой малоимущей клиентелой (чтобы иметь под рукой «частную армию» на случай внутригородских конфликтов.

Образование элитарных районов – чистых, благоустроенных и столь дорогих, что бедный люд там не появлялся – происходило очень медленно. Даже в Санкт-Петербурге XIX века нормальной ситуацией было проживание в одном доме богатых вельмож и бедных чиновников. Просто вельможи жили в парадном этаже с большими квартирами и высокими потолками, а беднота ютилась в каморках под крышей или во флигелях, подвалах, в глубине дворов-колодцев.

ХХ век на Западе развел патрициев и плебс по разным местам. Образовались районы (по сути даже небольшие городки), где ощущение комфорта есть не только внутри дома, но и на улице. Чистота, безопасность, красивый внешний вид…

Как-то раз я с группой российских журналистов был в гостях у американцев, проживающих как раз в таком районе Чикаго. Один из наших, сильно выпив и утратив политкорректность, спросил вдруг хозяев, что будет, если к ним в район забредет бедный негр и начнет буянить?

- Этого не может быть, – ответили ему.

- Ну, а если? Вдруг все-таки забредет.

- Не забредет. Ему просто нечего здесь делать.

Такой ответ представлялся хозяевам вполне убедительным, а нам, русским, трудно было понять, что так действительно может быть. Что при сложившемся в богатых странах образе жизни каждый человек, как правило, знает свое место.

Общий дом

Во многих европейских странах по мере формирования государства всеобщего благоденствия, расширения численности среднего класса и исчезновения классического пролетариата комфортабельная жизненная среда перестала быть уделом элитарных районов и богатых пригородов. Она захватила практически все города целиком. В скандинавских странах, в Швейцарии, Австрии, Фландрии и в большинстве населенных пунктов Германии это можно ощутить в полной мере.

Когда говорят сегодня о «европейском доме», это понятие используют в основном в переносном смысле, имея в виду, скорее, мирное сосуществование, общность ценностей, экономическое сотрудничество. Но, думается, для многих европейцев понятие «дома» имеет и практическое бытовое значение. Переезжая из города в город, оказываясь в природных заповедниках или на маленьких полустанках, европейцы практически постоянно чувствуют себя в комфортабельной среде. Где подавляющее большинство жителей разделяет представление о том, что не надо сорить, ломать скамейки, писать на стенах домов, писать под стенами и следует обязательно прибирать за прогуливающимися собаками.

Конечно, европейский дом разнороден. Во Франции, в Валлонии, на юге Италии и во многих регионах Восточной Европы, недавно попавших в Евросоюз, идиллии пока нет. Но у граждан ЕС, по всей видимости, долго сохранялось ощущение, что «европейский дом» постепенно обустраивается, что отстающие подтягиваются, а потому лет через 20-30 большая часть Европы уже будет выглядеть так, как ныне выглядят ее лучшие части.

Потерянный рай

Иммиграция, вызванная ускорением темпов глобализации, стала разрушать сложившиеся оптимистические представления. Среди мигрантов немало и тех, которые «европейский дом» разрушают. Конечно, апокалиптические пророчества о страшных азиатских и африканских варварах, постепенно захватывающих и колонизирующих Европу, относятся, скорее, к сфере пропаганды, чем к анализу реальной действительности, но ощущение комфорта, связанного с проживанием в чистом, благоустроенном доме стало у многих исчезать.

Более того, жители небольших городков, в том числе в восточной части Евросоюза, где мигрантов до сих пор было очень мало, порой боятся культурного шока, вызванного пришествием чужаков, больше, чем жители мегаполисов, привыкших к мультикультурализму.

Можно вспомнить первый фильм про Рембо, где шериф маленького американского городка дает понять забредшему туда волосатому парню, что здесь предпочитают свой тихий комфортабельный мирок и не желают видеть никаких пришельцев. И хотя было ясно, что особого ущерба от хиппи и тому подобной публики городок никак претерпеть не мог, шериф взялся за Рембо с пристрастием.

Если бы современная иммиграция пришлась на эпоху средневековых городов или даже на капитализм XIX века, когда рабочие с буржуазией и мелкими служащими были еще перемешаны, вряд ли она вызвала бы массовое отторжение благополучных обывателей. Они замыкались бы в своих роскошных особняках или в пригородах, относясь к хаосу на городских улицах как к неизбежному злу. Но в государстве всеобщего благосостояния массовая иммиграция людей с совершенно иной культурой, иными представлениями о доме и о том, как в нем поддерживается порядок, не могла не вызвать отторжения. Если от экономических последствий глобализации пострадали «лузеры», то от культурных – наиболее благополучные, но при этом недостаточно толерантные обыватели. Именно их привычному миру угрожает смешение культур. Именно они опасаются, что незваный пришелец когда-нибудь появится на улицах их благополучного пригорода, не восприняв традиционного представления, что делать ему там, в общем-то, нечего.

Таким образом, поддерживают лидеров типа Трампа не только потерявшие работу пролетарии. За политиков, стремящихся ограничить глобализацию, выступает и весьма благополучная публика, поскольку ей не нравится тот мир, который глобализацией формируется. Этой публике хочется сохранить свой старый уютный уголок с тем привычным образом жизни, который не заменишь никакими ростом материального благосостояния и повышением эффективности производства, предлагаемыми глобализацией.