Буратино в сетях социальной власти

«Источники социальной власти» английского социолога Майкла Манна – это четыре толстенных тома, создававшихся автором на протяжении трех десятков лет. В нашем издании («Дело», РАНХиГС, 2018 г.) огромный второй том разделен на две книги так, что в целом получился даже пятитомник из 3 тысяч страниц большого формата.

Описать это все невозможно даже вкратце, но можно понять, почему автор посвятил жизнь такому труду. Майкл Манн предложил два новых подхода к истории.

Четыре механизма власти

Во-первых, он отметил, что общество строится с помощью четырех механизмов власти – экономической, политической, военной и идеологической, – причем ни один из них не может считаться важнее другого. Все переплетено. Даже военная власть может порождать серьезную трансформацию в экономических системах.

Во-вторых, согласно социологии Манна, общество не является, собственно, единой системой. Четыре механизма власти – это не дубинки, обрушивающиеся на нас из столицы, а сети, раскинувшиеся в разных направлениях и на разные расстояния. Какие-то территории покрыты всеми сетями, а какие-то – нет.

Понять выстроенную Манном конструкцию нелегко. Для простоты попробуем наложить его теорию на нынешнюю Россию, то есть привести такой пример, который автору четырехтомника даже в голову не приходил.

Вся Россия покрыта у нас сетью политической власти. Военная (силовая) в основном с политической совпадает. Но, скажем, Чечню силой покорить не удалось. И Путин привязал ее к Москве политически, тогда как федеральным силовикам вход в Чечню чуть ли не запрещен. А вот контроль Москвы над социалистическими странами до бархатных революций 1989 года был, наоборот, построен на том, что военная сила контролировала Восточную Европу даже тогда, когда политически Кремль уже был слаб. И стоило Горбачеву сказать сателлитам, что он танки вводить не станет, как за один год система рухнула, и наши политические «союзники» оказались вскоре союзниками США.

Сети экономической власти раскинулись сегодня далеко за пределы России, что в целом характерно для эпохи глобализации. Изменение в ценах энергоносителей, вызванное, скажем, американскими добытчиками сланцевой нефти, без всякой властной вертикали передается к нам и сильно влияет на уровень жизни широких масс, на взаимоотношения в элитах, на лояльность силовиков и на многое другое. То есть сеть экономической власти у нас сегодня всемирная и ее интенсивность ослабевает не там, где пограничники сторожат границу национального государства, а там, где какая-то страна оказывается настолько неразвитой и примитивной, что просто не воспринимает происходящие в ходе глобализации катаклизмы. Россия глухой дырой не является, поэтому наши события во многом есть результат колыханий экономической сети.

Идеологическая власть внутри одной страны может определяться различными сетями. Скажем, у нас в России есть две по-настоящему крупных религиозных конфессии: православие и ислам. Воздействуют они по-разному и на разные группы населения. Причем ислам является лишь частью огромной межнациональной сети идеологической власти, в которой «за ниточки» дергают совсем не из Кремля. А вот православие во многом зависит от политической сети. Причем если недавно еще православная идеологическая сеть выходила за национальные границы в Украину, то теперь она сократилась почти до масштабов нашего государства.

Таким образом, выходит, что если мы хотим с помощью методологии Майкла Манна объяснить, как устроен мир (от нынешней российской системы до средневековой Европы или до исламского халифата), то должны изучать не государство как целостную систему, а разнообразные сети власти. Проще говоря, не выходя за пределы страны, мы обычно можем понять лишь действие политической сети. Мы можем понять, почему некий король отрубил голову строптивому графу или каким образом некий министр собрал налоги с подданных. Но как только мы зададимся вопросом о причинах экономического процветания или упадка, нам сразу придется отказаться от мысли ограничиться изучением королевских решений. Мы должны будем смотреть на то, как влияет на некий город международная торговля, как он богатеет не благодаря королевским указам, а благодаря коммерческим сетям, выстроенным тысячами купцов и банкиров. А если мы попытаемся понять, каким образом вдруг случилась революция в некотором царстве, некоем государстве, придется разбираться в запутанных международных идеологических сетях, и выяснять, как зародившиеся за тридевять земель великие революционные идеи достигли нашей территории и подорвали стабильность, существовавшую здесь испокон веков.

Если, скажем, вы решили написать диссертацию про Буратино, то вам недостаточно разобраться в характере силовой власти Карабаса. Вам надо понять, как рынок зрелищ влияет на кукольные театры, откуда и почему пришли свободолюбивые идеи, воздействующие на кукол, и что мешает государству защитить Карабаса от папы Карло… Анализируя французскую революцию, германские университеты или российское крепостное право, вы столкнетесь примерно с теми же проблемами. Если, конечно, хотите понять суть, а не только защитить диссертацию.

Две ошибки

Я совсем не уверен в правильности многих конкретных выводов Майкла Манна, изложенных в огромном четырехтомнике. Любому автору трудно описать весь мир и нигде не ошибиться. Одной человеческой жизни вряд ли хватит, чтобы разобраться в гигантском объеме материала, который необходимо изучить для завершения такого труда. Более того, в некоторых случаях некомпетентность автора просто бьет в глаза. Например, когда он в последнем томе пытается проанализировать перестройку и реформы в нашей стране. А порой слишком очевидна его идеологическая ангажированность. Манн, хоть и не марксист, но социолог левых взглядов и на либерализм, прямо скажем, смотрит пристрастно. Поэтому тот, кто возьмет на себя труд прочесть все четыре тома «Источников социальной власти», будет порой восхищаться автором, а порой чертыхаться, жалея потраченных на толстую книгу денег. Но в любом случае методология анализа с помощью прослеживания сетей власти является, на мой взгляд, одной из наиболее эффективных для понимания мира. Она избавляет нас от двух весьма распространенных ошибок.

Во-первых, от ошибки марксистской, от попытки все объяснить, исходя из экономики, то есть из соотношения производительных сил и производственных отношений. И из борьбы рабочего класса с эксплуатирующей его буржуазией. Во-вторых, от ошибки националистической, от попытки объяснить все происходящее в нашей стране, не выглядывая за ее границы. С советской школы нас учили понимать общество именно на базе этих двух подходов. История России была отделена от всемирной истории. Первая изучалась для того, чтобы понять нашу страну, а вторая – для общего развития. Первую мы познавали сносно. Вторую – лишь как бессмысленную мешанину событий и дат. Мы не видели той цепочки, по которой эти события доходили из дальних уголков мира до нас и пробуждали эпохальные перемены. С нашей национальной историей интегрировали лишь марксизм, поскольку даже самым изощренным идеологам трудно было бы извлечь эту революционную концепцию из национальных глубин.

Школа, наверное, еще долго останется оплотом консерватизма. Но, к счастью, у нас появляются книги. Покинув школьную скамью, можно начать переучиваться. Хотя на это, возможно, понадобится не меньше лет, чем на школьное образование.