Эгоизм элит как источник демократии

Пытаясь разобраться в том, когда и каким образом произойдут демократические перемены, человек демократических взглядов движется обычно самым прямым путем. Народ, полагает он, должен стать сознательным. Сознательность, в свою очередь, должна привести к победе прогрессивных сил на выборах. Ну, а если мирным путем прогрессивные силы не могут добиться успеха, то случается революция, и новые идеи неизбежно побеждают старые.

Накладывая на эту схему российскую реальность, российский демократ никакой сознательности в народе не обнаруживает, поэтому надежд на демократическую победу прогрессивных сил нет. Скорее, он питает надежды на подобие революции. Однако затем делает вывод, что наш обожающий автократию народ и в ходе революции сделает ставку на очередного вождя. И, значит, ничего в России в лучшую сторону не изменится.

Такого рода «анализ» действительности, распространенный среди некоторой части российских интеллектуалов, у профессиональных исследователей социальных трансформаций встречается не слишком часто. Книга Дугласа Норта, Джона Уоллиса и Барри Вайнгаста «Насилие и социальные порядки.  Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества» (М. Изд-во Института Гайдара, 2011 год) представляет как раз альтернативный подход. Главное в таком подходе – понять логику поведения элит, а вовсе не широких народных масс.

Норт – лауреат Нобелевской премии. И это создает дополнительный авторитет исследованию, выполненному тремя авторами, среди которых сам Норт – экономист, Уоллис – историк, а Вайнгаст – политолог. Книга, на мой взгляд, написана тяжеловато (явно в расчете на коллег, а не на массового читателя), и в этом смысле проигрывает большинству работ, которые отмечены в этой серии обзоров по исторической социологии. Однако благодаря идеям и содержанию она за неполное десятилетие, прошедшее со дня ее публикации, уже стала классикой. Попробуем выделить ту линию размышлений авторов, которая может выглядеть актуальной и для нас.

Элиты: конфликты и компромиссы

В принципе элиты могут жестко между собой враждовать и соперничать до взаимного уничтожения. Но чаще все же приходят к компромиссам. Сначала элиты договариваются между собой, не думая ни о каком народе. Они прекращают войну на уничтожение и начинают совместно контролировать общество, вытягивая из него доходы – так называемые ренты. Не правда ли, знакомая картина?

Понятно, что в ситуации компромиссов те, кто стремятся к получению ренты, должны умерять свои политические запросы. Иначе другие группы, ведущие себя в обычной ситуации весьма пассивно, начнут проявлять активность и нарушат сложившееся равновесие. Например, если король и его окружение хотят выжать все соки из общества для ведения войны, бароны восстанут и создадут для монарха проблемы.

Надо понимать, что «элита является не единой группой, а состоит из совершенно различных групп, которые конкурируют и сотрудничают, а иногда борются друг с другом. Поскольку они не едины, элиты не могут принять осознанное решение относительно того, чтобы сделать что-либо, не говоря уж о решении разделить власть. Члены господствующей коалиции редко настолько едины». Причем правитель, что принципиально, – это всего лишь один из участников господствующей коалиции.

На самом деле компромисс элит – это лишь шаткое равновесие в ситуации замаскированного конфликта. Масса внешних обстоятельств может в любой момент нарушить равновесие в коалиции, усилить одни элиты и ослабить другие. А коли так, усилившиеся элиты могут начать топить слабые, стремясь пересмотреть правила игры и увеличить собственную долю ренты.

Вероятность конфликта усиливается еще и тем, что за спинами лидеров стоят те, кто ждут не дождутся своего вхождения в элиту. Люди, не входящие во властную коалицию, могут быть клиентами отдельных влиятельных лиц. Соответственно, при усилении политического веса патрона начинают усиливаться и они. Это подстегивает любое противостояние.

Не правда ли, нервная жизнь получается у элит даже в случае достижения временных компромиссов? Понятно, почему они хотят получить больше гарантий для спокойного получения своей ренты. И ради этого идут на три фундаментальных изменения в жизни общества.

Во-первых, они добиваются верховенства права для элит, т.е. для себя любимых. Права каждого патрона должны быть защищены вне зависимости от того, выиграл он или проиграл в междоусобной борьбе, и права каждого клиента тоже должны быть защищены вне зависимости от того, в чью клиентелу он входит. «Идентичные права защищать гораздо легче, чем уникальные привилегии», – отмечают авторы.

Во-вторых, они формируют организации, не привязанные к отдельным вождям (такие как партии Ланкастеров и Йорков в Войнах Роз), а имеющие возможность действовать бессрочно (политические партии современного типа). Эти организации защищают своих членов и сторонников даже тогда, когда лидеры меняются.

В-третьих, они осуществляют консолидированный контроль над вооруженными силами. Понятно, что силовики всегда мощнее, чем любые группы коалиции, поэтому все вместе эти разнообразные группы (вне зависимости от междоусобных противоречий) оказываются заинтересованы не давать воли вооруженным людям.

Традиционный вопрос – как ограничить власть правителя – даже ставится неверно. Дело вовсе не в ограничении его власти, а в более широких преобразованиях. Правитель должен оказаться под контролем разных групп элиты. И, соответственно, эти группы должны быть как-то оформлены. Не на короткое время, а на длительное. Вместо отдельных лиц должны действовать целые организации, существующие постоянно и не привязанные к жизни и деятельности конкретного лидера. Вот они-то и создают систему, где устанавливается контроль за властью.

Истоки демократии

В общем, можно сказать, что демократия возникает не потому, что кто-то ее осознанно строит, реализуя великие цели свободы, равенства, братства, а потому, что господствующая коалиция оказывается не способна в какой-то момент уладить свои внутренние конфликты и так организовать сосуществование, чтобы дружно получать ренту, оттесняя от кормушек всех людей, находящихся в стороне. Ради самосохранения коалиция готова идти на смену правил игры (институтов).

Впрочем, то, что описано выше, это еще не демократия. Демократизация даже в Великобритании началась лишь с 1832 г. До этого членов парламента избирали в силу их социального статуса и личных связей. Не только простой народ, но даже многие богатые люди в выборах не участвовали. С 1832 г. все представители элиты (только элиты!) стали пользоваться равными политическими правами. А в конце 1830-х гг. возникли политические партии современного типа.

Лишь после этого процесс ускорился. Выяснилось, что права элит защищать гораздо проще в ситуации более широкой политической и экономической конкуренции. Поэтому, когда различные неэлитные группы – социалисты, профсоюзы, церкви, сторонники расширения избирательных прав – начали создавать свои организации, элиты не стали им сильно препятствовать. И хотя подготовительные процессы, обеспечивающие права элит, заняли в Англии несколько столетий, завершение процесса (переход к полной демократии) произошел за несколько десятилетий.

Примерно по такой же схеме, насколько можно судить, осуществляются процессы и в России. Преобразования должны соответствовать эгоистическим интересам элиты. Только в этом случае они действительно осуществляются. Сегодня наша элита озабочена нормальной защитой своих прав. Тем, чтобы существовала единая система, не зависящая от того, кто из высших персон сможет защитить человека в случае наезда на него со стороны силовиков. Для защиты этих прав нужны реальные политические и деловые организации, а также механизмы вывода вооруженных людей из политики. Если элите удастся в собственных интересах добиться подобных перемен, демократизация, как показывает мировой опыт, пойдет в России ускоренными темпами.