История наоборот: от путинской эпохи до политэкономии набегов

ET завершает цикл статей профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Дмитрия ТРАВИНА «История наоборот». Автор, двигаясь не с начала, а с конца исторического пути, размышляет о зависимости российской модернизации от массовых представлений населения об экономике.

Порой трудно себе представить, насколько долгий исторический путь предопределяет нынешние проблемы России. Их истоки лежат не только в сталинизме, разрушительной октябрьской революции или крепостном праве, но даже в татаро-монгольском нашествии.

Не следует, конечно, воспринимать это упрощенно, полагая, что от ига нам в наследство остались рабский менталитет или примитивные политические институты.

Н . Карамзин полагал, что при татарах, «забыв гордость народную, мы выучились низким хитростям рабства, заменяющим силу в слабых». Н. Костомаров писал, что в русских людях от князя до холопа «исчезло чувство свободы, чести, сознания личного достоинства; раболепство пред высшими, деспотизм пред низшими стали качествами русской души». Такие оценки наполнены, скорее, мазохистским публицистическим пафосом, чем научным анализом, и современными учеными не разделяются.

Деструктивное влияние ига (или, точнее, разрушительных набегов) состоит в ином. На русских землях в подобных условиях формирование той бюргерской (городской) экономики, которая способна обеспечить модернизацию, по объективным причинам началось значительно позже, чем в Западной и даже в Центральной Европе.

В раннее Средневековье от грабежей кочевников страдали все европейцы. Позитивный перелом произошел в ту эпоху, когда прекратились набеги норманнов, сарацин и мадьяр. Угроза массовых разорений резко снизилась в XI – XII веках. И примерно в это же время, как показывают исторические исследования, произошло ускорение экономического роста.

Собственность и жизнь людей оказались худо-бедно защищены, а потому появилась возможность напряженно работать в полях и мастерских, экономить, инвестировать, планировать будущее и надеяться разбогатеть с помощью своего труда. В XII – XIII веках в Европе началась интенсивная урбанизация. Люди не отсиживались по темным лесам в ожидании очередного набега, а строили города, защищали их стенами и приступали к широкому развитию ремесла и торговли.

Нетрудно заметить, что этот период начала европейской модернизации как раз соответствует периоду, когда русские земли столкнулись с наиболее трудными испытаниями. Сначала набеги половцев, затем татаро-монгольское иго и, наконец (после его падения), долго продолжавшиеся агрессивные действия Крымского ханства приводили к деградации бюргерской экономики. Город возникал, расширялся, креп, а затем вдруг исчезал в огне пожара по причине очередного набега. Гибли люди, уничтожались материальные ценности. Ни о каком развитии в таких условиях говорить, естественно, невозможно.

Таким образом, проблемы нашей догоняющей модернизации в известной степени обусловлены «поздним стартом». Если Россия полностью избавилась от проблемы набегов только в XVII веке, тогда как другие европейские страны не испытывали этой напасти уже шестью-семью столетиями раньше, то, конечно, подобный разрыв не мог не сказаться на последствиях. И речь здесь идет об очень конкретных явлениях, а не о таких расплывчатых (ничем не измеряемых) вещах, как народный менталитет или национальная культура, которые некоторые комментаторы любят ставить во главу угла.

Нельзя обвинять бегуна, стартовавшего на шесть-семь минут позже соперника и в результате проигравшего, в том, что он, мол, не готов к соревнованиям, ленив, бестолков, неспортивен. Точно также нельзя говорить о фатальности российского отставания, если принять во внимание, что по совершенно объективным причинам мы были с самого начала вынуждены заниматься модернизацией догоняющей. Правда, из этого ни в коем случае нельзя делать и прямо противоположные выводы: что, мол, отстающие навсегда обречены отставать и разрыв в уровне развития сохраняется веками.

По различным причинам развитие городской экономики в средневековой Скандинавии было не выше, чем в русских землях, хотя шведы, финны, датчане и норвежцы не страдали от набегов. В какой-то момент скандинавские страны смогли резко ускорить темпы развития и оказаться в числе передовых. Так что «конечный результат» модернизации определяется десятками конкретных параметров исторического пути. Есть факторы, объективно способствовавшие отставанию, а есть факторы, объективно способствовавшие ускорению. Все это надо учитывать. Главное – не мифологизировать историю, пытаясь найти одно простенькое объяснение всех наших проблем, а методично «осуществлять раскопки», снимая один исторический слой за другим и выясняя, что же обусловливало именно такой путь развития, а не иной.

Подводя итог этому циклу статей, можно сказать следующее. В самом начале нашего исторического пути мы столкнулись с проблемами модернизации значительно более серьезными, чем у подавляющего большинства европейских народов. Набеги надолго задержали старт. Кроме того, сказалось периферийное географическое положение русских городов (даже тех, что уцелели от набегов – Новгорода, Пскова) по сравнению с центрами европейского развития – Северной Италией, Фландрией, германскими землями. В итоге Россия надолго оказалась сравнительно бедной страной, где в изобилии имелась лишь земля, но денег, добываемых ремеслом и торговлей, постоянно не хватало.

Это уже само по себе создавало проблемы для развития, но ситуация в долгосрочной перспективе усугубилась из-за того, что бедная Россия пыталась соперничать в военной сфере с другими европейскими государствами и, соответственно, пыталась построить сильную армию. Отсутствие должного количества денег на Руси обусловило стремление строить армию не по наемному принципу (как было принято на Западе), а по поместному. Дворянство служило в армии за право пользования землей, а не за плату полновесной монетой. Но земля ничего не стоила без работника, способного на ней трудиться и кормить воина-помещика. А поскольку крестьянин мог либо сбежать на дальние окраины, либо быть свезен более богатым соседом на свои земли, государство стало поддерживать крепостное право. Без крепостничества до поры до времени невозможно было построить сильную в военном отношении державу.

Когда «рабство» потеряло свое военно-политические значение и стало все явственнее притормаживать хозяйственное развитие, встал вопрос об отмене крепостничества. Но за несколько веков его существования к этому социальному институту оказались привязаны серьезные экономические интересы. Невозможно было просто так лишить дворянство возможности кормиться за счет внеэкономической эксплуатации крестьян. С дворянством надо было договариваться и предлагать ему компромиссные условия.

В конечном счете Александр II такие условия нашел, и крепостничество отменил, однако консерватизм Великих реформ вызвал недовольство на противоположном политическом фланге. А, кроме того, быстрые перемены после долгого застоя стали столь радикально менять жизнь страны, что породили целый комплекс острых противоречий, усугублявшихся еще и гигантскими размерами империи, межэтническими конфликтами, столкновением отдельных регионов. Дело закончилось революцией, и быстрая догоняющая модернизация рубежа XIX – XX веков оказалась приостановлена.

Русская революция победила в радикальной, большевистской форме. Коммунисты, вооруженные марксистским учением о мировой революции, готовились противостоять всему капиталистическому окружению вместе взятому. Это обусловило в СССР экстремистский вариант индустриализации, при котором жизни миллионов крестьян и вся экономика, ориентированная на потребление, были принесены в жертву военно-промышленному комплексу.

Сталинская хозяйственная система в принципе не была ориентирована на то, чтобы создать людям нормальную жизнь потребителей. Считалось, что жизнь станет нормальной после победы коммунизма во всем мире, а пока следует терпеть. Поэтому когда выяснилось, что никакого коммунизма не получится, и Горбачев захотел построить хотя бы социализм с человеческим лицом, мы столкнулись с невероятными трудностями – большими, чем реформаторы в других странах. Надо было из экономики, ориентированной на войну, сделать экономику, работающую на людей. И при этом провести реформы так, чтобы преодолеть сопротивление групп интересов, привыкших к старой системе.

Естественно, ничего у Горбачева не вышло. Вместо построения новой экономики он просто развалил старую, залив ее деньгами и доведя систему советского товарного дефицита до апогея. Разгребать возникшие в связи с этим проблемы пришлось Егору Гайдару. И он честно все разгреб, создав, наконец, рыночное хозяйство, которое к концу 1990-х гг. худо-бедно заработало и создало условия для эпохи путинского процветания, наступившей при высоких нефтяных ценах.

За создание рынка в неблагоприятных условиях Гайдар поплатился ненавистью широких масс. Благодаря использованию результатов гайдаровской реформы в благоприятных условиях Путин обрел любовь этих же самых масс. И с помощью поддержки полюбившего его населения выстроил систему действующих поныне институтов.

Так через века, через многочисленные катаклизмы, через успехи реформ и разочарования, связанные с революциями, протянулась нить от Древней Руси к современности.