Изобретение изобретения

Уже более ста лет социальные науки озабочены решением проблемы, как и почему у некоторых народов вдруг начинается быстрое развитие, делающее их богатыми, успешными и склонными к демократии. Одним из первых на эту тему высказался Макс Вебер, предложивший тезис о роли протестантской этики в развитии обществ. Но убедительного ответа, снимающего все вопросы, нет и по сей день.

В исторической социологии существует на этот счет несколько концепций. Есть объяснения, состоящие из общих слов, но не связанные с анализом фактов. А есть теории, стремящиеся проанализировать конкретные страны и эпохи, определив, что же на самом деле происходило в тот момент, когда народ, привыкший жить традиционными ценностями, вдруг рванул вперед, ломая устоявшиеся рамки. Причем наибольший интерес такие теории проявляют к британской промышленной революции, поскольку этот рывок не был обусловлен позитивным опытом других стран. Франция, Германия и Россия впоследствии ориентировались на британский пример. Но британцы-то как вдруг дошли до мысли о модернизации?

В одной из статей этого цикла рассказывалось о том, что Кеннет Померанц важнейшим фактором британского успеха считает американские колонии, где выращивался хлопок, без которого не было бы промышленной революции. Но на вопрос о том, почему англичане в какой-то момент стали в промышленных масштабах производить на усовершенствованной технике дешевые и удобные хлопчатобумажные ткани, Померанц не отвечает. Для осмысления ментального переворота, совершившегося в Англии XVIII века, имеет смысл обратиться к другим исследованиям. Важнейшей работой по данной проблеме является книга Джоэля Мокира «Просвещенная экономика. Великобритания и промышленная революция. 1700 – 1850 гг.», изданная Институтом Гайдара в 2017 г. Удачное и необычное название сразу дает нам понять главную идею автора.

Наука и жизнь

Бывают, естественно, просвещенные люди. Бывают просвещенные народы. Ими руководят просвещенные государи, консультирующиеся с еще более просвещенными философами. И все это вместе именуют просвещенным абсолютизмом. Но о просвещенной экономике никто, кажется, до Мокира не говорил. Этот автор предложил гипотезу, согласно которой эпоха просвещения оказала принципиальное воздействие не только на распространение грамотности, смягчение клерикализма и нравов европейцев, но и на такую область, как внедрение новой техники на предприятиях, которое обусловило наступление промышленной революции.

И в этом смысле закономерно, что она произошла именно в XVIII–XIX веках. Не раньше и не позже. То есть свершилась промышленная революция именно в тот момент, когда большое число людей озаботилось мыслью о том, что можно не только жить по традиции, воспроизводя старые практики, но и изобретать.

Сегодня эта мысль кажется банальностью. Любой тинэйджер рад что-нибудь изобрести, дабы быстренько сколотить миллиончик-другой, как юный Билл Гейтс. Но традиционное общество редко что-нибудь изобретало. А если получало раз в сто лет новое техническое устройство, то, скорее, по счастливому стечению обстоятельств, а не благодаря целенаправленным усилиям новаторов.

Лишь научная революция XVII века «изобрела изобретение», то есть сформировала в умах отдельных выдающихся людей представление о том, что человек может сотворить новый мир из того мира, который когда-то давно создал Господь. Можно проводить эксперимент, можно строить машины, можно осуществлять разные математические расчеты. И самое главное: можно вести себя рационально, то есть под воздействием требований своего разума, а не под влиянием традиции, существующей неизвестно сколько лет и неизвестно почему.

Традиция была раньше сильна потому, что люди боялись новшеств, устраняющих единообразие. Но когда общество осознало, что разнообразие полезно, оно быстро двинулось вперед.

Впрочем, научная революция XVII века не породила автоматически промышленную революцию. Связь между наукой и техникой для той эпохи была неочевидной. Однако Мокир в своей книге эту связь обнаруживает. Не столь уж важно, что конкретно изобретали ученые. Важнее, что они подали пример изобретательства простым людям и пробудили мысль о возможности изменений у тех не слишком широких масс «среднего класса», которые могли влиять на промышленное развитие.

Британский вопрос

Своеобразным «передаточным звеном» между научной революцией и революцией промышленной стало Просвещение. Именно в эпоху Просвещения информация об «изобретении изобретений» стала сравнительно быстро распространяться по ведущим европейским странам. Появились различные общества интересовавшихся этими проблемами людей. Читались популярные лекции, вышедшие далеко за пределы аудиторий старинных университетов, закосневших в средневековой схоластике. И, конечно, печатались книги, которые благодаря широкому развитию грамотности становились доступны все большему числу читателей.

Однако в этих рассуждениях наступает сложный момент. Классической страной Просвещения XVIII века являлась Франция. С научной революцией в XVII веке там тоже все складывалось успешно. Более того, именно Франция была в те столетия самой большой и богатой страной Европы (не считая, конечно, России, которая при своих огромных размерах сильно отставала), обладавшей достаточными ресурсами для развития промышленности на базе изобретений. Почему же тогда промышленная революция произошла не во Франции? Хотя французские изобретения даже внедрялись за Ла-Маншем.

Явно здесь дело не только в Просвещении. Более того, можно предположить, что, если бы не какие-то британские особенности, ни научной революции, ни Просвещения не хватило бы для осуществления радикальных перемен, изменивших мир. Вопрос о том, что же выделило в XVIII веке именно Британию, которая не была родиной ренессансного гуманизма, как Италия или центром формирования протестантской этики, как Германия или Нидерланды или образцом просвещенного абсолютизма, как Франция или обладателем богатых серебром заокеанских колоний, как Испания, не имеет однозначного ответа.

Мокир отмечает, что большую роль играли институты, то есть правила игры, по которым функционировали британский бизнес и британская политическая система. Но в чем состояли эти институты и как они сложились? Почему Британия оказалась удачливее других стран в деле их формирования? На вопрос об институтах принято искать ответ у выдающегося экономиста Дугласа Норта (о книге Д. Норта, Д. Уоллиса и Б. Вайнгаста с ее прекрасным анализом того, как демократические институты произрастают из компромисса элит, мы уже писали в этом цикле), или у популярного историка Джека Голдстоуна (о котором будет следующая статья).

Что же касается книги «Просвещенная экономика», то в ней обращается внимание в основном на высокий уровень квалификации британских мастеров и на их способность воспринять идеи Просвещения. Но почему, скажем, не обладали такой восприимчивостью мастера французские, германские или итальянские, не совсем ясно. Скорее всего, для анализа британского феномена необходимо суммировать исследования разных авторов, уделяющих внимание разным сферам социальной жизни, а не только столь важным областям, как наука и просвещение.