Как Запад стал богатым

Существует немало хороших книг о том, как и почему именно западное общество стало успешным, тогда как разнообразные восточные долгое время развивались не слишком динамично. Большинство из них я в этом цикле уже анализировал. Но из всех исследований рекомендовал бы, пожалуй, для первичного знакомства с темой книгу Н. Розенберга (на фото)  и Л. Бирдцелла «Как Запад стал богатым: экономическое преобразование индустриального мира» (Москва; Челябинск: Социум, ИРИСЭН 2015). По сути дела, она представляет собой краткую экономическую историю Европы, но не формально-описательную (по принципу учебника, где есть всего понемногу), а весьма основательную. Это сделано с важной целью, состоящей в том, чтобы дать понять читателю, почему Запад развивался, а не стоял на месте.
В отличие от этой книги работы классика институционализма, нобелевского лауреата Д. Норта (с соавторами Д. Уоллесом и Б. Вайнгастом) «Насилие и социальные порядки» написана сложновато. Книга Д. Аджемоглу и Д. Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные» проста для чтения, но состоит, по сути, лишь из отдельных очерков, и не содержит последовательного описания истории. Книга И. Морриса «Почему властвует Запад» интересна, но чрезмерно велика по объему. Книга Д. Голдстоуна «Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории. 1500 – 1850» посвящена сравнительно узкому временному интервалу, а книга К. Померанца «Великое расхождение» – сравнению экономики Европы и Китая. Что же касается книги Э. Райнерта «Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными», то она просто примитивна и именно поэтому, возможно, чрезвычайно популярна. А вот книга Н. Розенберга и Л. Бирдцелла, хотя и не слишком раскручена, содержит максимум информации в рамках сравнительно небольшого объема.

Четыре причины богатства

Запад, по мнению авторов этой книги, стал богатым, поскольку в ходе своего развития смог обеспечить четыре важнейших достижения.
Во-первых, люди в какой-то момент получили возможность свободно создавать предприятия. Во-вторых, им разрешили свободно продавать и покупать все, что вздумается, обеспечивая работу предприятий сырьем и формируя доход благодаря реализации готовой продукции. В-третьих, стало можно производить все, что угодно, лишь бы это было выгодно. И, в-четвертых, бизнес получил защиту от «наездов» – произвольных конфискаций и экспроприаций.
Говоря о важности этих условий, Розенберг и Бирдцелл вступают в спор с теми, кто полагает, будто на Западе всегда существовали подобные условия для бизнеса. На самом деле таких условий, конечно, не было. И собственность у бизнесменов запросто отнимали, и свободной возможности производить товары не имелось из-за разного рода цеховых ограничений. Авторы полагают даже, что в Средние века не существовало свободы ценообразования: «Обычным подходом было установление твердых цен на буханку хлеба, но поскольку зерна для снабжения рынка по твердой цене часто недоставало, разрешалось изменять величину буханки».

Здесь, мне кажется, Розенберг и Бирдцелл сильно сгущают краски: цены менялись, конечно, хотя государство и городские власти действительно порой стремились делать их неизменными. В целом же является фактом то, что на заре европейской экономики не существовало даже относительно свободного рынка. Предприниматель был человеком, которого часто могли обидеть, лишая свобод и имущества.
Почему же эта ситуация переменилась со временем? Вовсе не потому, что кто-то провел целенаправленные реформы. Или, вернее, такие реформы в отстающих странах проводились, но лишь в рамках догоняющей модернизации, то есть тогда, когда уже становилось очевидно, что перемены за рубежом происходят и аутсайдерам следует поскорее догонять лидеров, уходящих в отрыв. Сами же лидеры стали таковыми, скорее, вследствие случайного стечения обстоятельств.

Отнимать или защищать?

По мнению авторов книги, единственной сферой коммерции, где не срабатывали государственные ограничения свободного рынка, являлась морская торговля. Она, по понятной причине, была межгосударственной, и здесь просто некому оказалось навязывать бизнесу всякие путы. В XVI–XVII веках Голландия с Англией резко расширили свое участие в морских перевозках и в свободной торговле (порой сочетающейся с пиратством), получив от подобной деятельности большие доходы. И это заставило правителей других стран всерьез задуматься о переменах.
Раньше изменения в частном секторе могли происходить только в том случае, когда политическая власть их игнорировала – не замечала или не имела достаточных сил, чтоб им воспрепятствовать. В остальных же случаях стремление к переменам вполне могло интерпретироваться как ересь или нарушение установленных моральных норм, что вынуждало бизнес крутиться в рамках предложенных ему ограничений. Однако в начале Нового времени монархам и прочим правителям пришлось всерьез задуматься. Они очень нуждались в доходах, которые можно было получить, взимая налоги с бизнеса, и в кредитах, которые этот бизнес мог предоставить в тот момент, когда доходы еще не получены. Деньги требовались королям для обустройства армий. Ведь без сильной армии государи рисковали потерять свои земли, своих подданных и свои доходы из-за агрессии соседей. В результате оказалось, что не только бизнес зависит от властей, но и политические власти зависят от эффективной работы бизнеса.

Правители пришли к выводу, что у отдельных предпринимателей можно, конечно, отнимать имущество, но предпринимательство в целом следует защищать от экспроприации, ограничиваясь лишь взиманием налогов и пошлин в разумных пределах. Более того, предпринимателям надо разрешать инновации. Надо прекратить преследования бизнеса за стремление к переменам. Надо разрешить осуществление всех технологических изменений, поскольку они представляют собой не ересь, а важнейший источник пополнения казны.
Таким образом, можно сказать, что конкуренция между разными государствами в борьбе за власть, за земли и прочие ресурсы позволила сформироваться свободной конкуренции бизнесменов в борьбе за рынки, ресурсы и доходы от бизнеса. «Между 1750 и 1880 годами, – отмечают Розенберг и Бирдцелл, – уважение западных правительств к независимости хозяйственной сферы стало буквально своего рода идеологией».
А это, в свою очередь, позволило развить «особую систему инноваций сначала на уровне фирмы, а затем и на уровне всей хозяйственной жизни. Один конец этого моста представлял собой научно-исследовательские лаборатории, изобретенные для применения научных методов и знаний в решении коммерческих проблем, а другой – потребительское использование продуктов и услуг, воплощающих это знание. Уникальность Запада в том, что он сумел соединить под одним управлением, с общими целями и стимулами центры научного знания и традиционные деловые структуры, с их функциями производства и сбыта».
Таков, на мой взгляд, важнейший вывод исследования Розенберга и Бирдцелла. Правда, их книга, конечно, не без недостатков. В ней маловато политики, маловато анализа той борьбы между государствами, которая по словам самих же авторов так важна для понимания перемен. Маловато тех важных исторических деталей, без знания которых экономическая история выглядит порой схематично. Из рассказа Розенберга и Бирдцелла мы вряд ли поймем, как и почему международная морская торговля стала столь важным сектором экономики, что вывела Голландию с Англией (далеко не самые успешные страны в Средние века) на первый план в Новое время. Мы вряд ли поймем, каким образом консервативные власти разных европейских стран «прозревали» и переходили к политике уважения бизнеса. Мы вряд ли поймем, почему этот переход был столь сложен и зачастую кровопролитен, почему он порой сопровождался революциями. Но для изучения всего этого есть другие книги – в частности те, которые я уже обозревал в этом цикле статей. А книга Розенберга и Бирдцелла хороша именно тем, что сразу выделяет главное, не давая читателю затеряться в сложностях и хитросплетениях истории, оказавшейся, в конце концов, столь благоприятной для Запада.