В XIX веке прогрессивные люди любили говорить о прогрессе. Мир меняется к лучшему. В ХХ веке современные люди стали говорить о модернизации. Мир становится современным. А сейчас люди, которым теория модернизации не сильно нравится, поговаривают, что она ничем от теории прогресса не отличается, и, следовательно, устарела: нельзя с идеями XIX-го столетия входить в XXI-е. Но на самом деле отождествление понятий «прогресс» и «модернизация» совершенно неверно.
Даже само слово «модернизация» подсказывает нам, что связанные с ней идеи, скорее всего, окажутся совершенно иными, чем в случае со словом «прогресс». Если мы говорим, что наше общество модернизируется, это ведь значит, что оно становится современным. То есть оно меняется. Не стоит на месте, как полагают порой. И не откатывается в некий «золотой век». Изучая модернизацию, пытаемся понять, как, почему и в каком направлении идут изменения. Говорим ли мы о том, что изменения эти всегда к лучшему? Нет. Говорим ли о том, что мы движемся к идеалу, ко всеобщему счастью человечества, к беспроблемному обществу, к миру, в котором отсутствуют сложные противоречия? Тем более нет. Задача изучения модернизации вовсе не идеологическая. И даже от этических проблем (таких как счастье, добро и зло) она далека.
Модернизация – это не светлое будущее. Это реальность, которую надо осознать.
После двух мировых войн ХХ века и целого ряда разрушительных революций, с ними связанных, лишь очень наивные люди могут не видеть, какие опасности заложены в модернизации. Когда общество устремляется к современности, что-то в его основах расшатывается. Какие-то страшные силы выходят из его недр и начинают крушить все вокруг. За достижения рынка и демократии приходится дорого платить. «Цена» может, конечно, варьироваться в разных странах в разные эпохи (скажем, Дания и Швеция «купили» современность явно дешевле, чем Россия и Германия), но в целом «бесплатно» модернизация никому не достается.
Каждый из нас может лично для себя сделать вывод, стоит ли «овчинка выделки». Я лично считаю, что стоит. Но эти наши оценки находятся за пределами науки. Неважно, что мы хотим или не хотим получить от жизни. Наука исходит из того, что вне зависимости от желаний отдельных людей, мир постоянно изменяется. И именно характер этих трансформаций изучается в теории модернизации. Примерно так же ученые-естественники изучают характер перемен, объективно происходящих в природе, хотя каждый из них может желать или не желать, чтобы перемены эти происходили. Кому-то нравится потепление, кто-то опасается связанных с ним катастроф, однако наука – это не политизированные споры о воздействии человека на природу, а осмысление того, что же на самом деле с природой происходит.
Вот пример. Модернизацию мы, естественно, связываем с товарным изобилием. Потребности современных людей удовлетворяются лучше, чем потребности наших далеких предков. И это нравится многим. Почти всем. Но для товарного изобилия нужна индустриализация. Требуется строить много заводов и фабрик. Строительство это происходит в городах. Они укрупняются. Люди перебираются туда из деревни. Бросают привычное место обитания, отказываются от традиционного образа жизни… А затем вдруг в перенаселенных мегаполисах случаются разрушительные революции. Огромные массы людей, сконцентрированных в одном месте, быстрее поднимаются на бунт, когда приходят к выводу, будто мир устроен несправедливо.
Старые представления о прогрессе предполагали отделение «хорошей индустриализации» от «плохой революции». Скажем, можно было назвать революцию результатом заговора темных сил, которого можно избежать при хорошей работе служб безопасности. В иных представлениях о прогрессе теоретики отделяют «плохую индустриализацию» от «хорошей революции». Мол, капиталистическая индустриализация – это эксплуатация человека человеком, тогда как социалистическая революция – это путь к социалистической индустриализации, создающей социальный строй, при котором от каждого берут труд по способностям, и каждому дают продукцию труда в соответствии с потребностями. При «хорошей работе революционеров» можно избежать плохой индустриализации.
Такого рода представления действительно из прошлого: из XIX-го или XX-го века. Теория модернизации заставляет задуматься, как то, что нам нравится в развитии общества, связано с тем, что нам в нем не нравится. Если мы исходим из того, что одно с другим связано, то начинаем эти связи искать, изучать и, может даже, вырабатывать какие-то рекомендации для политиков, готовых к ним прислушиваться. Если же мы видим мир черно-белым, то сразу отбрасываем теорию модернизации как мешающую нам встать на одну сторону и бороться с врагами.
Другой пример. Современный мир становится явно менее религиозным, чем мир традиционного общества. Прогрессистские представления о секуляризации, возникшие в XVIII – XIX столетиях, были позитивными. На фоне снижения интереса к Богу энергично развивалась наука, возникали технические достижения, которые использовались в индустриализации. Но есть и иной подход к данной проблеме: с утратой веры в Бога человеку стало труднее жить в этом мире, он потерял смысл существования, потерял надежду на Спасение. В итоге больше стало стрессов, депрессий, суицидов. Поэтому в свете подхода, противостоящего идеям прогресса, консерваторы напирают на всяческие духовные скрепы. Они стремятся строить побольше церквей, принимают законы об оскорблении чувств верующих, ругают либерализм, свободу, общество потребления.
Можем ли мы легко отвергнуть позицию консерваторов? Мракобесные крайности, конечно, отвергать надо, но вообще-то про так называемую аномию, возникающую в современном обществе, писал еще классик социологии Эмиль Дюркгейм. И различные направления психотерапии пытаются сегодня на практике решить проблему трудной жизни растерянного человека в XXI веке.
Невозможно «предохраняться» от модернизации, когда миллионы людей, страдающих от нищеты в развивающихся странах, хотят иметь чуть больше еды, чуть больше жилья, чуть больше возможностей для отдыха после тяжелого трудового дня. И им непонятно, что за скрепы такие должны замораживать уровень жизни, предотвращая его подъем.
Таким образом, теория модернизации – это отнюдь не сладостный прогресс. Это признание того, что, с одной стороны, мы постоянно меняемся и не можем остановиться, не можем подморозить свой мир, как предлагали еще в XIX веке консерваторы, а с другой – мы не можем игнорировать трудности движения к современности, не в состоянии делать вид, будто мир состоит лишь из успешных, легко адаптирующихся к динамичной жизни людей.
Продолжение следует