Война и Трамп

В нашей предыдущей статье шла речь о том, что антиглобалисты трамповского типа не будут доминировать в современном мире, но станут, скорее всего, чередоваться у власти с фритредерами, выступающими за свободу торговли, за международное движение капиталов, за миграцию работников. Но не слишком ли идиллична эта картинка? Ведь чередование власти в ХХ веке два раза осложнялось кровопролитными мировыми войнами, во многом спровоцированными тем, что националисты не могли и не желали оставаться в рамках демократической процедуры, но стремились держаться за власть, противопоставляя свой народ окружающему миру. Не выйдет ли так, что нынешние антиглобалисты начнут провоцировать не только строительство стен на границе с соседями.

Свои сукины сыны

Конечно, мы не можем исключить подобный вариант развития событий. Но, к счастью, механизм превращения мирной жизни в военную не так уж прост.

Крупная война начинается лишь тогда, когда стремление национальных элит противостоять другим народам с помощью оружия энергично поддерживается широкими массами. Но в современном обществе потребления нет массового желания воевать. Обыватель может поддерживать намерение властей сражаться чужими руками, но сам не готов подвергаться мобилизации в ходе по-настоящему массовой войны. И это коренным образом отличает ситуацию, сложившуюся в XXI веке, от той, что была в ХХ столетии.

Становление национализма в прошлом имело свою логику. И трансформация национализма из агрессивного в умеренный тоже не была случайностью.

Еще во второй половине XVIII века широкие массы населения стали бороться за свои политические права, полагая, что влияние на власть поможет ослабить эксплуатацию. В разных западных странах процесс шел по-разному, но так или иначе он приводил к ликвидации системы цензового голосования на выборах и распространению всеобщего избирательного права. Удерживать цензы было опасно, поскольку пар народного протеста мог вырваться из-под крышки котла и разнести всю систему вдребезги. Время от времени разнообразные революции наглядно демонстрировали элитам, к чему идет дело.

«Восстание масс» и постепенное вхождение их в большую политику ослабляло революционное давление, но создавало иную проблему. Массы порождали популизм, а потакание левому популизму было чревато развалом экономики: национализацией собственности, ростом налогов, деструктивным вторжением государства в сферу действия рыночных отношений. Для предотвращения катастрофы элитам требовалось контролировать народ с помощью популизма иного рода – националистического. А поскольку одинокий рабочий-горожанин, расставшийся недавно со своей сельской общиной, сильно нуждался в новой скрепляющей общности, для формирования национализма возникли в XIX веке хорошие условия. Национальная сплоченность заменяла теперь широким массам былую сплоченность крестьянскую, деревенскую.

Перегородки национализма

И вот здесь-то сформировалась база для будущих разрушительных войн. Национализм сплачивал народ внутри страны, но разделял народы снаружи. А если национализм строился на этнической базе, то и внутри страны он порождал перегородки, которые не могли преодолеть люди с «иной кровью». Иногда он наносил удар по меньшинствам. Иногда, наоборот, – служил для угнетенных меньшинств средством нанести удар по многонациональным империям. Но в любом случае национализм оказывался тесно связан с конфликтами.

При поверхностном взгляде на проблему можно подумать, что порождалась она националистической агитацией элит. Или «зоологической ксенофобией», сидящей в озверевшем человеке, ненавидящем ближнего своего с иным носом, разрезом глаз или цветом кожи. Но вспомним, что речь-то на самом деле идет здесь о народных массах, «звереющих» от своего убогого материального положения, от униженности, от отверженности, от городской обезличенности, с которой внезапно сталкивается бывший член сельской общины. Агрессивность масс объективно определена их положением, и вопрос состоит лишь в том, будет эта агрессивность направлена против классового врага или против врага национального.

В общем, агрессивный национализм – это не просто продукт козней злобных элит, а следствие целого комплекса проблем, порожденных эпохой. Не от хорошей жизни обыватель становится хорошим сыном нации, а затем хорошим солдатом фюрера, готовым превратиться в могильный холмик.

Другая масса

Не удивительно, что после Второй мировой войны агрессивность западного обывателя стала резко снижаться. Очередное разрушительное противостояние удалось предотвратить, несмотря на всякие апокалиптические прогнозы и, несмотря на то, что мир неоднократно стоял на грани Третьей мировой. Понятно, дело здесь во многих причинах. И в конструктивности западных элит, сумевших примирить враждовавшие ранее европейские нации. И в сдерживающей силе ядерного оружия, применить которое может лишь самоубийца. Но немалое значение имеет трансформация обывателя из униженного и оскорбленного человека в гражданина общества потребления.

Жизнь подавляющего большинства людей в западном мире стала за прошедшие после Второй мировой войны десятилетия столь благоустроена, что нынче не возникает уже соблазна менять ее на неустройство всемирной бойни, организованной ради торжества нации как «воображаемого сообщества» (по терминологии социолога Бенедикта Андерсона). Или, точнее, отдельные маргиналы, стремящиеся к бойне, всегда находятся, но они либо приобретают себе профессии, связанные с насилием («воюют» за деньги в локальных сферах), либо время от времени для разрядки устраивают насилие на стадионах. Они нигде уже не доминируют. И не могут, соответственно, оказаться той базой, которая в ХХ веке послужила развязыванию мировых войн.

Вдохновленная Трампом и его европейскими аналогами масса совершенно не похожа на массу, вдохновленную в свое время Гитлером. Эти люди не стремятся к насилию в отношении мигрантов. Они робко заявляют властям о том, что насилие чинят в отношении их самих, недовольны тем, что «понаехали тут всякие», и голосуют за «сильных лидеров» в надежде на разрешение проблемы с помощью мирных административных способов. Современные американцы и европейцы вполне удовлетворены своим обывательским существованием. Им есть что терять в случае большой войны. Они не агрессивны в классовом отношении. Они давно уже не поднимают пролетарских революций. Но точно так же они не агрессивны в плане национальном. Они не способны на масштабную агрессию по образцу, созданному ХХ веком.

Конечно, из сказанного выше отнюдь не следует, что в XXI веке невозможны большие войны. Их опасность проистекает из процессов, идущих в восточном мире, не достигшем еще состояния общества потребления. Но это уже совершенно другая история, не имеющая отношения к проблеме Трампа.