Лешек Бальцерович: «Строительство институтов в условиях пожара? Это невозможно»

Лешек Бальцерович совершенно не предполагал, что социалистическая система исчезнет «при его жизни». Хотя во второй половине 1970-х входил в неформальную группу, задавшейся целью сформулировать способы «улучшения капитализма». Группу, которая была сильно похожа на объединения молодых экономистов в Ленинграде и Москве в 1980-е годы, вырастившие первую команду российских реформаторов и их лидеров – Егора Гайдара и Анатолия Чубайса. Экспертные наработки Бальцеровича и его коллег были востребованы уже в 1980-е «Солидарностью» – у профсоюза не было своей экономической программы. «Мы старались быть реалистами», – говорит профессор Бальцерович. Подготовленный тогда план преобразований напоминал модель югославских реформ – только без коммунистической партии.

«После прихода к власти «Солидарности», – вспоминает Лешек Бальцерович, – не было совершенно никакой проблемы найти министра культуры или министра иностранных дел. Зато сложно было найти ответственного за экономику». На первое предложение войти в правительство Бальцерович ответил отказом. Однако когда была сформирована команда реформаторов, которой он сам доверял, –– согласился.

Профессор говорит, что реформаторы никогда не использовали термин «шоковая терапия». Просто было понимание того, что реформы станут успешными, если будут проведены «быстро и комплексно». Первый этап реформ занял приблизительно 2 с половиной года. Бальцерович считает принципиально важными три достижения: 1. Финансовую стабилизацию, в результате которой была подавлена инфляция («По сравнению с Россией, – подчеркивает профессор, – нам было гораздо проще»), 2. Либерализацию – цен, внешней торговли, что позволило запустить механизмы конкуренции (притом, что цены были отпущены еще последним коммунистическим правительством), 3. Демонополизацию экономики параллельно с приватизацией.

Второй этап реформ прошел с 1997–го по 2000 год, принципиальными достижениями которого Бальцерович считает приватизацию банков и пенсионную реформу. Важно, что преобразованиям сопутствовала политическая демократия, а суды, как подчеркивает профессор, «были независимыми с самого начала».

Сравнивая условия польской и российской трансформации, Лешек Бальцерович подчеркивает, что у реформаторов в Польше было больше времени и «меньше проблем, отвлекавших внимание от реформ». Кроме того, у команды Бальцеровича была поддержка «Солидарности», а в первые годы – парламента. Главное же, не устает повторять профессор, реализация реформ шла очень быстро. «Важно, чтобы у депутатов не было слишком много времени и возможностей для концентрации внимания», – иронизирует архитектор польских реформ.

У польских реформ не было альтернативы, как и не было другой команды реформаторов, говорит Бальцерович. Преобразования были поддержаны общественным мнением, авторы реформ наработали и политический капитал. А потом пришлось заниматься и политикой, и коммуникационными стратегиями, «действовать быстрее, чем оппоненты». Реформаторы ощущали и поддержку президента. «В отличие от многих профессоров–экономистов Лех Валенса никогда не сомневался в приоритете частной собственности. Надо знать специфический язык президента. Про наш план он сказал: «Это такая бандитская программа». В его устах это звучало как высшая похвала».

Валенса твердо поддержал и программу приватизации, в том числе и в такой болезненной сфере, как угольная отрасль. Реформаторам приходилось преодолевать сопротивление сильных профсоюзов: «Протестуют не самые слабые, а самые сильные, в том числе в организационном плане». О своих тогдашних политических оппонентах Бальцерович говорит так: «Я относился к ним, как к явлениям природы – спокойно. Ведь в природе существуют самые разные организмы».

Лешек Бальцерович подчеркивает, что условия реформ в России и Польше, в том числе политические, существенно отличались: «У нас не было природных ресурсов и олигархов. Были установлены и соблюдались единые правила игры». Профессор призывает не переоценивать роль культурного фактора в успехе реформ – гораздо важнее «система», то есть институты. «К тому же у нас был такой стимул, как вступление в ЕС – именно поэтому даже нереформаторы продолжали делать реформы».

Бальцерович не согласен с тем, что в России можно было сначала построить институты, а затем уже заниматься приватизацией и либерализацией: «Строительство институтов в условиях пожара? Это невозможно».

Да, согласен Лешек Бальцерович, реформы начинаются иной раз в кризис и благодаря кризису. Но, как дипломатично замечает профессор, «экономического кризиса для реформ недостаточно».