«Неравенство перед смертью – самый страшный вид неравенства»

Экономист, член экспертной группы «Европейский диалог» Евгений Гонтмахер объяснил, почему показатель роста реальных располагаемых доходов на 0,8% в 2019 г. не имеет значения. Во-первых, по его словам, никому до сих пор не известен реальный объем теневой экономики и теневых доходов. Во-вторых, по мнению эксперта, о реальном росте можно говорить при значениях этого показателя на уровне не менее 3-4% в год и в течение довольно длительного периода. Экономист обращает внимание на то, что социальная сфера, наконец, вышла на первый план политической повестки дня, притом, что ее финансирование всегда, в том числе и в последние годы, происходило по остаточному принципу, важнее был профицит бюджета. «Нашему населению, по моим расчетам, за эти несколько лет падения реальных располагаемых доходов год не доплачивали порядка 1 трлн руб., я имею в виду недофинансирование здравоохранения, образования, зарплат, пенсий. А сейчас президент просто из загашника вернул 500 млрд за счет новых предложений в своем послании», – отмечает эксперт. Он уверен, что на те ресурсы, которые были собраны, можно еще около десяти лет финансировать президентские новации «без всякой угрозы для финансовой стабильности».

Тот факт, что государственная риторика изменилась, президент и правительство начали вслух говорить о стагнации доходов, плачевном состоянии первичного звена здравоохранения свидетельствует, по мнению Гонтмахера, о том, что социальные риски стали чрезмерными. Однако инициативы внести в Конституцию два социальных пункта экономист считает неудачными: «Фиксируется, что минимальная зарплата не должна быть ниже прожиточного минимума – во-первых, это уже по факту реализуется, во-вторых, это есть в Трудовом кодексе». На его взгляд, понятие прожиточного минимума давно устарело, является архаичным и примитивным, и теперь более актуальны другие измерители такого многомерного понятия, как бедность. «У нас 60% семей имели трудности с тем, чтобы собрать ребенка в школу – это более адекватный показатель бедности», – говорит Гонтмахер. Во втором изменении, связанном с «регулярной индексацией пенсией», экономист также видит мало смысла, так как регулярной будет и индексация раз в пять лет, и раз в десять.

Самые острые проблемы, по мнению Гонтмахера, сконцентрированы в здравоохранении: «Разрабатываются какие-то отраслевые программы, снова идет оптимизация, обсуждается тема оплаты труда в здравоохранении – но этого недостаточно. На протяжении всех лет российской независимости мы не прошли большой общественной дискуссии о национальной модели здравоохранения». Проведение объективного обследования состояния здоровья российского населения дало бы понимание реального состояния здравоохранения, а оно запущено до такой степени, что уже становится угрозой, например, для рынка труда. Риском этого года он считает тот факт, что все внимание социальной политики переключено на выплату пособий семьям с детьми, хотя это тоже немаловажно. «Думаю, что какие-то эффекты от всех этих пособий и мер по поддержке рождаемости будут, но окажутся кратковременными».

К числу социальных рисков Гонтмахер также относит межрегиональные различия. «Уровень жизни в 2020 году пытаются поднять за счет денег, которые концентрируются в Пенсионном фонде или федеральном бюджете, а потом распределяются сверху по какой-то там методике в регионы. И на это накладывается предложение внести в Конституцию поправку о включении местного самоуправления в вертикаль так называемой публичной власти», – говорит эксперт. Он уверен, что социальная политика может быть эффективна, с точки зрения расходования денег и адресности, только когда она проводится на самом низком, локальном уровне. По его мнению, крупные социальные федеральные программы (например, пенсионные) – это федеральные проекты, но то, что связано с образованием, здравоохранением, соцзащитой – это вопросы местного уровня. «Внутри каждой общины, микрорайона, небольшого города люди прекрасно знают, кто бедный, кто в чем нуждается и т.д. Это миллион персональных кейсов, а не спущенная сверху методика. Это штучная работа, которая решается на стыке местного самоуправления и местного гражданского общества. Тогда деньги, которые будут сейчас выделяться, возможно, принесут какие-то длинные эффекты».  Децентрализацию социальной политики Гонтмахер считает главной дорогой к нормальному развитию многих регионов. 

Заместитель директора Института демографии ВШЭ Михаил Денисенко затронул тему демографических рисков. Существующие проблемы во многом объясняются демографическими волнами, возникающими вследствие разной численности поколений. «Если обращаться к причинам подобной деформации возрастной структуры, основной причиной является война, вторая причина – советская демографическая политика 1980-х годов, которая проводилась, когда в репродуктивном возрасте были многочисленные поколения. Родившиеся тогда дети достигли, в свою очередь, репродуктивного возраста к 2005-2015 гг., увеличив число рождений в этот период. Чем ближе будет к активному репродуктивному возрасту самое малочисленное поколение 1999 г., тем сильнее будет снижаться число рождений», – поясняет Денисенко. В частности, из-за этих волнообразных изменений возрастной структуры – помимо того, что уже начала сокращаться и будет до 2027 г. численность населения в репродуктивных возрастах – будет снижаться и численность населения в трудоспособных возрастах: «Это сокращение трудоспособного населения началось с 2008-2009 годах, причем очень сильное. В 2010-е – на 1 млн человек в год, сейчас – примерно 800 000 человек в год».

Денисенко считает низкой, по сравнению с развитыми странами, продолжительность жизни. Тем не менее, есть положительные сдвиги, связанные со снижением потребления алкоголя, отказом от курения, улучшением качества питания, внедрением новых технологий в медицине (в сердечно-сосудистой хирургии число высокотехнологичных операций выросло в десятки раз). «Демографы больше всего боятся того, что эти положительные сдвиги могут оказаться не закреплены, чему могут способствовать проблемы в системе здравоохранения. Изменению поведения есть определенные пределы, восстановительный рост фактически заканчивается, а изменения в здравоохранении, в частности, и в сфере подготовки кадров действительно назрели», – говорит Денисенко.

Он добавляет, что, помимо всего прочего, низкая продолжительность жизни тормозит многие экономические процессы: в таких условиях не развиваются накопительные пенсионные системы, люди даже при наличии средств не вкладываются ни в них, ни в покупку недвижимости в старших возрастах. Пока продолжительность жизни растет в основном за счет сокращения смертности в средних возрастах, которая у нас чрезмерно высока. Ресурсов на здравоохранение в старших возрастах выделяется в разы меньше, чем в других странах. «Это говорит о том, что после того, как мы снизим смертность в средних возрастах, у нас перестанет снижаться смертность в старших возрастах, и продолжительность жизни сперва будет расти медленно, а потом расти перестанет».

К числу актуальных демографических рисков Денисенко относит и неравномерное демографическое развитие регионов. Например, в Москве средняя продолжительность жизни у мужчин – 72-73 года, а в Брянской области – 63-65. «Это результат несбалансированной в целом государственной политики. Неравенство перед смертью – самое страшное из видов неравенства», – подчеркивает эксперт.

Денисенко также выразил мнение, что демографическая политика не должна превращаться в политику по борьбе с бедностью: «Демографическая политика должна распространяться на все население, а не отдельные его группы населения. Политика поддержки бедных – это другая политика».

Социолог «Левада-Центра» Степан Гончаров говорил об общественных настроениях. Он отметил, что в 2019 году несколько снизилось число тех, кто ожидает экономического кризиса. При этом, заметно, что в последний год вырос показатель оценки семейного благополучия на фоне снижения уверенности в будущем страны, особенно на долгосрочный период (5 лет). «Это ощущение того, что в будущем будет лучше, поддерживало общественные ожидания с 2014-2015 годов, но к 2017 году оно уходит, сменяясь ожиданием все большего позитива в краткосрочной перспективе (12 месяцев), а затем уходит и в нейтральные оценки», – говорит Гончаров. Он видит причину этого в длительном эффекте пенсионной реформы, которая, по мнению россиян, будет иметь самые долгосрочные последствия, так как главные страхи населения – это отсутствие возможности обеспечить себя в будущем. «По мнению россиян, хотя пенсия сама по себе не была достаточного размера для того, чтобы обеспечить комфортную жизнь, но все-таки это была необходимая добавка, которая создавала ощущение какой-то социальной гарантии. При этом все меньше россиян готовы откладывать какие-то средства на пенсию. Люди не верят в возможность сохранить пенсионные средства и использовать их в дальнейшем», – отмечает эксперт.