«Сперанский был его героем»

Дискуссия открылась докладом экономиста Револьда Энтова, одного из немногих академиков РАН, придерживающихся либеральных взглядов, человека, который близко знал Егора Гайдара и регулярно встречаясь с ним, рассказывал о новых публикациях в области экономической теории.

Револьду Михайловичу 88 лет, и, как заметил в ходе той же дискуссии декан экономического факультета МГУ Александр Аузан, в современной ситуации необходимо переосмыслить роль и значение людей старших возрастов, «особенно наблюдая за активностью академика Энтова».

Револьд Михайлович задал тон разговору, сосредоточившись на интеллектуальном наследии Егора Гайдара и его актуальности. Дебаты приобрели неожиданно острый характер благодаря тому, что Энтов рассуждал о соотношении практики и теории в деятельности Гайдара: не являясь – формально – крупным экономическим теоретиком, архитектор российских реформ показал себя успешным практиком. Что, впрочем, не было бы возможным без мощного теоретического бэкграунда. Книги Гайдара, заметил Энтов, возможно, не были теоретическими «по жанру, но тем хуже для теоретических работ». Подхватив эту мысль, известный польский экономист Марек Домбровский, обратил внимание на то, что труды Егора Гайдара – это результат индуктивного мышления: формирование теории на основе эмпирических фактов и анализа событий.

Гайдар, вспомнил Энтов, с большим вниманием относился к математическим моделям, но нередко замечал, что иной раз «теория слишком красива, чтобы быть реалистичной». Ведь и в самом деле, иронизировал академик, изложение содержания любой модели начинается с описания ситуации, когда два частных предпринимателя заключают сделку, а значит, речь идет о системе со сформированной частной собственностью, финансовыми рынками, рыночной экономикой как таковой. И ни она из таких моделей не учитывает наличия, например, колхозного строя и моногородов. Как отметила профессор Лондонского университета Брижит Гранвиль, входившая в группу иностранных советников правительства реформ, в 1992 году экономисты, приехавшие из-за границы, слабо понимали, как в принципе можно работать без надежной статистики и «ценовых сигналов в экономике». Ничего этого не было. Но именно в таких обстоятельствах Гайдар начинал реформы – здесь никакие модели не могли помочь…

Экономисты, отметил Револьд Энтов, «запятнавшие» себя практическими реформами, редко оказываются в списках теоретиков, и это несправедливо, как несправедливо и то, что «современные студенты не знают имени Гайдара, зато знают имя автора весьма посредственного учебника о переходным экономикам».

Полемизируя с академиком Энтовым Петр Авен назвал Гайдара человеком действия, но не ученым: «Гайдар не был нацелен на получение нового знания, он хотел делать реформы. Сперанский был его героем». Это замечание сделало дискуссию еще более острой. О практической ценности гайдаровского анализа ситуации говорил Михаил Дмитриев, работавший на рубеже 1990-х-2000-х замминистра труда и замминистра экономического развития: «Я часто приезжал к Гайдару просто посоветоваться, потому что его оценки отличались реалистичностью. Он был для меня чем-то вроде GPS-навигатора». А о вкладе Гайдара именно в научное знание размышлял бывший замминистра экономики и один из главных теоретиков команды реформаторов Сергей Васильев: «Я выделяю четыре блока в работах Егора: исследования власти и собственности – это книги «Экономические реформы и иерархические системы» и «Государство и эволюция»; теория долгосрочной социальной динамики – «Долгое время»; краткосрочной – «Смуты и институты»; модель экономического роста со структурными ограничениями – «Аномалии экономического роста».

«Гайдару будет неудобно на любой полочке, куда мы его определим – политик он или ученый», - отметил Александр Аузан. Гайдар оставил после себя ряд вопросов, констатировал декан экономфака. Например, с точки зрения теории институциональных изменений: когда можно начинать трансформацию и преодолевать историческую инерцию, и что здесь важнее – внешний шок, подталкивающий изменения, или перемены в культуре и ценностях? Как соотносятся экономика, политика, институты в ходе изменений? Наконец, по мнению Аузана, Гайдар предсказал разрушение существующих социальных систем (пенсионной, страховой медицины и т.д.), и теперь экономисты ищут ответы именно на эти вызовы.

Разговор о Гайдаре-ученом и-или политике завершил Анатолий Чубайс, который задал вопрос коллеге по правительству реформ Петру Авену: «Ты говоришь, что Гайдар не ученый. А Маркс – ученый? – Нет. – А Хантингтон и Фукуяма – ученые? – Да. – Вот тут ты и попался». До Гайдара, заметил Чубайс, не было теории перехода от социализма к капитализму, а это научное достижение. «Долгое время» - это работа на уровне Сэмюэля Хантингтона и Фрэнсиса Фукуямы. Получается, что Гайдар – все-таки ученый. Анатолий Чубайс порекомендовал аудитории прочитать хотя бы три параграфа из «Долгого времени»: о марксизме («это научное переосмысление марксизма»), о проблемах трансформационной рецессии, о пенсионных системах.

«Негатив в результате действий реформатора приходит сразу, - сказал участник дискуссии, бывший премьер-министр Финляндии Эско Ахо, - а позитив – только после того, как реформатор уходит». Возможно, это еще один вклад участников дискуссии на Гайдаровском форуме в теорию переходных экономик. И с этим выводом трудно спорить.