«Текущая статистика освещает только одну сторону дороги»

Оценка итогов года должна начинаться с самых интегральных показателей того, что стало с людьми. Здесь таким оказывается показатель избыточной смертности, прямо или косвенно вызванной пандемией. Мы уже видим зашкаливающую смертность, которая гораздо выше, чем в среднем по миру. При этом пандемическая история далеко не закончилась, мы продолжим считать потери и в будущем году. Так что последствия мы будем чувствовать очень долго – не только в абстрактных цифрах, но и в личностно-эмоциональном плане. Это и оценка здоровья россиян, и оценка системы здравоохранения. Кризис показал, что никакие чрезвычайные усилия не могут спасти систему здравоохранения, которая стоит немногим более 3% ВВП – такой кризис не спасает и гораздо более дорогие системы. Но наша – дешевая и очень забюрократизированная – сталкивается со всеми возможными проблемами.

В образовании ситуация лучше, но ускоренный переход в онлайн сформирует миллионы недоученных молодых людей. Это тоже будем чувствовать очень долго. Большие проблемы ожидают тех, кто в пандемию выходит на рынок труда – ситуация для них неблагоприятная и эти шрамы также долго будут чувствоваться.

Теперь - про рынок труда. Мы видим масштабное недоиспользование рабочей силы. Оно проявляется в двух видах: с одной стороны, это рост безработицы, с другой – сокращение отработанного рабочего времени. Как отмечают все специалисты, в условиях этого кризиса ключевой показатель – второй. Сокращение отработанных рабочих часов сдерживает рост безработицы, но ведет к значительному падению трудовых доходов, и, соответственно, к росту бедности и неравенства. Кроме того, усиливается неопределенность для всех участников рынка труда, которая в дальнейшем негативно скажется и на создании новых рабочих мест, и на динамике роста заработной платы. В разных странах эти эффекты проявляются в разной степени, но они общие для всех.

В разговоре про рынок труда обычно первый вопрос – а что с безработицей? Существующая статистика не дает полной картины и может недооценивать ее рост. Когда началась эпидемия и стали вводиться ограничения, Росстат столкнулся с тем, что он не может проводить свои обследования в стандартном режиме, перешли на телефонные опросы, «поехала» выборка, упростили анкету. В результате получили совершенно другую методологию, которая плохо сопоставима с доковидной. Согласно ей, общая безработица (по МОТ) выросла до 6,4% или примерно на 1,5 п.п. Регистрируемая безработица при этом выросла в пять раз, в частности, из-за увеличения размера пособия и облегчения доступа к нему. C отменой этих льгот число зарегистрированных опять будет стремиться к своим доковидным значениям.

Соотношение показателей общей и зарегистрированной безработицы в допандемический период составляло 4-5 раз, а к осени упало до 1,3-1,4 раз. Такой конвергенции в нашей истории никогда не было. Либо зарегистрированная безработица абсорбировала почти всю общую, либо общая безработица вылезла за радары Росстата, и мы ее не видим. Но на этот вопрос ответить очень сложно. 

Однако рост (общей) безработицы на 1,5-2 п.п. соответствует тем тенденциям, которые мы видим в других странах. В ЕС рост безработицы был сопоставимым. Исключение составляют США, где с введением ограничений произошел её взрывной рост, а с их ослаблением - столь же быстрое снижение. Но это объясняется устройством американской статистики, включением временно уволенных (но с гарантией возвращения на старое рабочее место) в число безработных. Это так называемая «recall unemployment», или состояние, близкое к нашим «административным отпускам без содержания», что у нас и в Европе не считается безработицей в отличие от США. Так что если сравнить общую безработицу в доковидный момент и сейчас, то рост все равно будет на уровне тех же 1,5 -2 п.п. Это соответствует тому, что мы видим на данных Росстата, как бы мы в них не сомневались.

Помесячная статистика предприятий, которую публикует Росстат, сфокусирована на крупные и средние предприятия, включая бюджетный сектор. Это относится примерно к 32 млн занятых из 71-72 млн, и здесь не видно никаких потрясений. Основные потрясения – в секторе малых и микро-предприятий, а также самозанятости, в которых в сумме занято примерно 40 млн человек. Статистическая система в ее нынешней конфигурации это увидит только в следующем году. Можно сказать, что текущая статистика освещает только одну сторону дороги, а все проблемы находятся по другую. Но в будущем году «фонари зажгутся» и осветят проблемную сторону, хотя и с временным лагом.

Согласно этой статистике, больших потерь в средних зарплатах нет. Но среднемесячная зарплата (по методике Росстата) - это фактически частное от деления фонда оплаты труда на среднесписочную численность. Если мы переводим людей на неполное рабочее время или на полставки, то у нас даже в кризисной ситуации зарплата может благополучно расти. Но вне сектора крупных и средних предприятий все может быть иначе. Согласно нашему июньскому обследованию, у 52% респондентов за апрель-май доходы не изменились, а у 6% даже выросли. Однако остальные отмечали очень большое снижение. Примерно каждый пятый (22%) зафиксировал снижение на 5-25%, 8% – на 26%-50% и 12% – более чем на 50. На данный момент более или менее точно оценить масштаб сжатия доходов невозможно – для этого нужны обследования домохозяйств.

Кто оказался под ударом? Здесь сильная асимметрия: основной удар пришелся на сектор услуг (общественное питание, непродовольственная торговля, культура, отдых и развлечения, общественный транспорт), ориентированный на домохозяйства, а также самые уязвимые группы – молодежь, самозанятые, занятые в малом бизнесе, на временной работе, малообразованные и неквалифицированные. Но регрессионный анализ говорит о том, что в конечном счете индивидуальные характеристики не имеют значения – важно, где ты и кем ты работаешь (отрасль, профессия, населенный пункт). Именно это определяет шансы потерять в зарплате и величину этих потерь.

По статистике Росстата, за это время пенсии не изменились, реальная зарплата чуть снизились, а товарооборот и платные услуги провалились очень сильно. Думаю, что изменения в зарплате должны быть гораздо ближе к динамике платных услуг и товарооборота. Опять же красная линия – реальная зарплата – соответствует только крупным и средним предприятиям в существующей методологии.

Динамика реальных доходов, которую Росстат представляет поквартально, показывает более высокие цифры падения, хотя эта методология тоже для таких ситуаций малопригодна. Она основана на данных балансов доходов и расходов в регионах, а не на статистике домохозяйств. Тем самым измеряется не уровень жизни домохозяйств, а движение доходов и расходов внутри субъектов Федерации.  

Дистанционная занятость. До пандемии ее масштабы были невелики, потом заметно выросли. Повезло, что есть технологии, которые позволяют многим сохранить работу в этих условиях. Жизнь покажет, что будет с дистанционной занятостью в перспективе, а пока на эту тему можем лишь гадать. Эффективность дистанционного труда по большому счету ни для фирм, ни для семей неизвестна, у него есть плюсы и минусы. Среди очевидных ограничений – структура занятости (далеко не все можно делать дистанционно), предпочтения людей, семейные проблемы, жилищные условия. Все-таки офисы созданы для работы, а квартиры – для других целей.

Последнее, о чем бы я хотел сказать, касается прогнозов. Для них пока время не наступило. Текущей статистики критически недостаточно, нужно ждать где-то еще полгода, пока появятся различные дополнительные источники данных, которые ответят на многие из поставленных вопросов. Сегодня неопределенность очень велика и она сохранится. Мы не знаем, как изменятся потребительские предпочтения людей. В конечном счете от этого будет зависеть спрос на труд, а потому - рабочие места и зарплаты. Технологический скачок, который мы получили в связи с пандемией, может привести к ускорению вымывания рутинных рабочих мест и усилению поляризации. Это, соответственно, скажется на неравенстве и бедности. Но, возможно, это все это мелочи по сравнению со здоровьем, которого от пандемии, увы, не прибавится.

Записала Марина Затейчук