«Мир нужен нам больше, чем мы миру»

Доцент кафедры экономики и финансов фирмы НИУ Высшая школа экономики Марат Атнашев задается вопросом, почему нельзя заимствовать технологии в сегодняшнем мире, где все доступно. Подход, предложенный в середине ХХ века Майклом Полани, отвечает на этот вопрос с помощью концепции неявного, личностного знания. Она основана на том, что технология, помимо явного знания (которое документировано – регламент, инструкция), состоит также и из неявного – опыт врача или интуиция повара, которые невозможно передать простым набором слов. То есть передача знания требует времени и «интенсивного контакта с носителем технологии». При этом, по мнению Атнашева, основные методы, с помощью которых передаются знания в современном мире, – это не чтение книг или интернета, а либо прямые иностранные инвестиции, либо длинные стажировки, привлечение иностранных работников, а также важный элемент – диаспора (есть пример Тайваня, куда в 1970-1980-е гг. вернулись люди и технологическая индустрия была создана почти с нуля).

Эксперт обращает внимание на то, что для сложных технологий нужна критическая масса смежных технологий: «На примере Детройта, Силиконовой долины мы видим, что технологии любят друг друга, любят кучность».

Изоляция всегда оставляет страну в хвосте мирового технологического развития, отмечает  Атнашев. Кроме того, развитие и освоение новых технологий должно происходить постепенно, а не резкими скачками, которые очень затратны да и в принципе маловероятны: «У нас внутри страны, может быть, в культуре, есть склонность мыслить каким-то чудесным прыжком. Где-то нам даже история подсказывает, что Россия какие-то чудесные прыжки делает – то военные, то в космос мы первые полетели. Это нам создает ощущение, что можно, как бы толком не выполнив домашнего задания, совершить какой-то прорыв. Ну строить толком не умеем, не получается у нас mass-production, лучше мы подумаем, как нам сразу дальше перепрыгнуть. Это правда, что мир меняется так быстро, что это в некотором смысле вносит разрушающий вклад. Но шансов на системный (а не разовый) успех с отказом от движения по этапам – очень мало. Лежание на печке в надежде, что мы когда-нибудь скакнем, вспорхнем – это опасный ген для страны. Создали 5-10-15 институтов развития, смотрим на карту (производственных технологий. – ET) родины – да их не видно с микроскопом, они все нано. И шансов на то, что они быстро станут не нано – очень мало. Я понимаю про прыжок, хочу прыжка, но, может, нам надо самим себя переориентировать на шаги, а не на прыжки».

Россия конкурентоспособна в таких отраслях, как нефть, газ, металлургия, уголь, связанные с ними сервисы, машиностроение, вооружение, отдельные позиции сельского хозяйства, химия, стройматериалы – «это все, если мы исходим из варианта, что мы развиваемся последовательно, а не мечтаем о скачках, потенциальное движение должно исходить из того, что сегодня есть. Сегодня наша рабочая сила, наши технологии примерно такие».

При этом Атнашев считает, что «мы еще далеки от реализации инвестиционного и технологического потенциала, который есть в нефти и в добыче других полезных ископаемых: «Если Россию сравнить с Канадой, мы близко не подошли к тем потенциалам, технологическим и инвестиционным возможностям, которые есть там, у нас структура отраслей другая. То же касается и связанных с ними сервисов, машиностроения…».

 «У нас прошла двукратная девальвация, - продолжает эксперт, - а это значит, что на международном рынке все, что производилось вчера, теперь производится в два раза дешевле, транспортная составляющая также упала вдвое. Представьте, какой потенциал экспорта показал бы Китай, если бы юань упал в два раза. В легкой промышленности у нас сегодня цена работника 300-400 долларов, это конкурентоспособная цена, автопром – то же самое». При этом, на его взгляд, главный ограничитель реализации этого экспортного потенциала – неготовность системы к экспорту: «У нас возврат НДС – это операция только для специально обученных людей, не может сегодня среднее или малое предприятие получить НДС. Получить правильный маршрут РЖД, чтобы вас довезли, куда надо и вовремя – вы можете тоже только если вы большой… Потенциал есть у легкой промышленности, лесной промышленности, сельского хозяйства. Но мы на это не настроены, мне кажется, что дискуссия началась, но правительство пока не верит в то, что эти экспортные потоки можно соизмерить с потоками от многомиллиардного нефтяного экспорта».

Нет смысла угадывать перспективы отрасли, «потому что технологическое пространство тоже не стоит – оно меняется. Угадать невозможно, к моменту, когда должны появиться результаты, уже другая отрасль становится востребованной, конкурентоспособной и рентабельной». Эксперт отмечает «отрицательный эффект госкорпораций»: «Идеи выделять госкорпорациям специальные средства и особенно защищать от внешней конкуренции приводят к тому, что вы не попадаете в технологическое пространство, а извлекаете себя из него».  По той же самой логике расчет на импортозамещение как раз противоречит идее пребывания на международном рынке, добавляет Атнашев.

Эксперт приходит к выводу о том, что Россия – небольшая, среднеразвитая экономика, а в этом огромном технологическом пространстве важно соизмерять свои амбиции со своим положением. «Позиции в технологическом пространстве у нас слабые, и мир нужен нам больше, чем мы миру. Важно развернуть свое сознание, что нам в мир надо выходить, а не миру нас к себе притягивать… Задача промышленной политики – не столько угадывать перспективную отрасль (узкой группой чиновников, лоббистов и ученых), сколько создавать условия, необходимые для развития бизнеса и освоения новых технологий».

Компетентность технологической базы и люди являются основой любого развития, согласен с оппонентом вице-президент Сколковского института науки и технологий («Сколтех») Алексей Пономарев. Он отмечает важность прихода Disruptive technologies (подрывных технологий), которые обнуляют предыдущий задел. «Мобильный телефон обнулил телефонную сеть, каршеринг обнуляет целый ряд, казалось бы, незыблемых трендов транспортных отраслей. Научно-техническое образование, безусловно, фундаментально, а заделы, к сожалению или к счастью, нет. И это главный шанс занять нишу на мировом рынке», - говорит Пономарев. Что же касается перспектив сырья, то, по его мнению, «современные нефтяники (разработчики) подтверждают, что через 10-20 лет будет неважно, в какой стране ты живешь, если тебе нужна нефть – нефти по территории мира очень много. Если ты владеешь технологиями, ты сможешь выделить нефть из керогена. Поэтому, к сожалению, наши ресурсные преимущества (энергетические и иные) становятся все менее и менее значимыми. Новое поколение технологий делает мир более равномерным с точки зрения преимуществ обладания сырьем».

Пономарев обращает внимание на известный тезис о том, что устаревшие технологии легко приобретаются и распространяются, но они принципиально устаревшие и не создают никакого конкурентного преимущества при импортозамещении, при ориентации отечественного производства на экспорт.  «Для использования перспективных технологий и производства продуктов нужны не только деньги, но и собственные оригинальные технологии, которыми можно меняться. Только на этой основе можно формировать проекты производства, которые будут конкурентоспособны на рынке», - отмечает Пономарев.

В числе особенностей современного развития он называет перспективные производственные технологии – «это технологии с уровнем развития, который позволяет начинать делать вещи, непривычные в традиционной экономике. Они позволяют производить высоко кастомизированные изделия по ценам, не сильно превышающим цены массового производства в странах с низкой стоимостью труда. В этом заключается основной смысл рассказов об интеграции новых систем, систем проектирования с уменьшающейся неизменяемой частью, аддитивные технологии, 3-D принтеры, новые материалы», - поясняет Пономарев. Еще одной важной особенностью, на его взгляд, является сетевая организация работ по разработке, и по производству, и по продажам продуктов: «Сетевая организация такого рода работ, и в первую очередь в продажах, приводит к новой системе планирования. С этой точки зрения в мире появляются  своего рода «госпланы» для ряда отраслей промышленности, самым крупным из которых является Alibaba»… Сейчас разговор идет о том, как использовать новые тренды, которые возникают, которые опираются не столько на концентрацию технологий и имеющиеся заделы, сколько на те возможности, которые открывает новая сетевая организация, новая структура и новый подход к объединяющим производствам, к тем областям, которые бы мы хотели протестировать».

Пономарев считает очевидным то, что самое слабое для нас место в новых областях – это кадры: «Если мы гордимся нашей математической школой – это замечательно, но это исчерпавший себя задел уже сегодня. Инфраструктура новых сетевых технологий существенно отличается от предыдущей… Есть люди, есть таланты, которые начинают чувствовать эти новые рынки и пространства. Такие компании есть почти везде – «Таврида» продает на свой миллиард долларов следующее поколение оптимизаторов энергетических сетей, «Гавриш» – продает тот генетический материал, который не во всех странах еще привычен, «Акрон» точно вышел в другое пространство, Photonics и пр. Собственно говоря, в борьбе за новое пространство могут участвовать и старые компании, и новые».

В последнее время, утверждает эксперт, в сообществе международных консультантов принято говорить, что все традиционные стратегии, преподаваемые бизнес-школах в последние сорок лет – это стратегии прошлого века.  «Самое главное слово теперь – это гибкость, а самая популярная книга «Your strategy needs a strategy» говорит о том, что изменения в структуре рынков товаров и технологий столь велики, что прежние структуры работы не позволяют функционировать в прежней плановой системе, поэтому время реакции должно сокращаться, а это требует другого восприятия, другой ментальности. Это то направление, в котором воспитание нового поколения может быть даже важнее, чем технологические заделы. Мне кажется, вот это и есть основная перспектива занятия другой ниши на мировом рынке», - делает вывод вице-президент «Сколтеха».