Сто лет назад, в марте 1921 года, слова Владимира Ленина о замене продразверстки продналогом прогремели громом среди ясного неба. Ничего подобного делегаты Х съезда РКП(б) не ожидали. Они рассчитывали обсудить другой вопрос - допускать ли к организации планового распределения профсоюзы или делить добытое в ходе продразверстки исключительно силами советских и партийных организаций.
Резкий поворот
А тут вдруг вождь мирового пролетариата заговорил о торговле. Надо заметить, что среди делегатов Х съезда «пролетариев» было 37%, а крестьян-«землепашцев» - в десять раз меньше. «Профессиональные революционеры», то есть те, кто действительно «звенел кандалами на царской каторге и вздымал красное знамя на баррикадах», составляли не более 2% делегатов. Дореволюционным партийным стажем могли похвастаться менее 40% делегатов. Остальные - более 60% от состава съезда - не имели ни к пролетариату, ни к революции никакого отношения: они «записались к большевикам», когда поняли, что это единственный путь наверх, особенно для людей, не обремененных образованием - высшие учебные заведения окончило меньше 10% делегатов съезда.
Большевики пришли к власти, слабо представляя себе, что делать с экономикой. Устраивая революцию, Ленин утверждал, что для построения социализма нужен только «… захват капиталистических монополий рабочим классом, ибо социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией».
Конечно, ленинская идея, согласно которой «хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются…, самым могучим средством учета и контроля», была гениальной, но практическая ее реализация вызывала сомнения даже у самых стойких марксистов. За годы военного коммунизма городской пролетариат, от имени которого распоряжались большевики, буквально разбежался из городов. По состоянию на 1920 год численность заводских рабочих составила 47% от довоенной. По данным академика Станислава Струмилина, производительность труда упала до 26 % от уровня 1913 года. К концу 1920 года промышленность выпускала почти в пять раз меньше продукции по сравнению с 1913 годом, а производство потребительских товаров составляло лишь 25% от довоенного уровня. Особенно плохо пришлось Петрограду, население которого за годы Гражданской войны сократилось с 2 млн 347 тыс. чел. до 799 тыс. человек, а численность питерских рабочих уменьшилась в 5 раз.
Понятно, что с этим надо было что-то делать, однако никаких идей, кроме как «взять все, да и поделить», у большевиков, не появилось. А разногласия, получившие название «дискуссия о профсоюзах», в сущности, крутились вокруг определения количества руководителей дележа - партийцы спорили, надо ли допускать рабочих к распределению или лучше оставить все как есть. Возможно, Х съезд и нашел бы решение этого вопроса, но тут произошло событие, прекратившее все дискуссии.
1 марта 1921 года восстал Кронштадт.
Молния, осветившая действительность
Вопреки версии, канонизированной сталинским «Кратким курсом», моряки Кронштадта не выдвигали лозунга «Советы без коммунистов». Первый пункт их программы был сформулирован так: «Ввиду того, что настоящие Советы не выражают волю рабочих и крестьян, немедленно сделать перевыборы Советов тайным голосованием, причем перед выборами провести свободную предварительную агитацию». Повстанцы требовали всего лишь свободных выборов и даже под социалистическими лозунгами, но это требование оказалось настоящим подарком для Ленина, объяснившего делегатам съезда, что не время дискутировать, когда народ выражает свое отношение к политике партии с оружием в руках.
Как писал Ленин, «кронштадтские события явились как бы молнией, которая осветила действительность ярче, чем что бы то ни было».
Действительность была не в пользу РКП(б). Еще 13 февраля 1921 года высокопоставленные политработники Красной Армии Подвойский, Мехоношин, Муралов и ключевые руководители ВЧК Кедров, Менжинский и Ягода представили в ЦК РКП(б) докладную записку о политической ситуации в стране. Авторы записки не стеснялись в выражениях.
«…Крестьянские восстания, происходящие ныне в целом ряде районов, требуют к себе исключительного внимания со стороны партии. Эти восстания несомненно являются только началом широкого мелкобуржуазного движения против пролетариата… пролетарские массы в главнейших центрах в данный момент в таком состоянии, что… не только не способны противопоставить свою организованность выходящему из-под влияния пролетарского государства крестьянству, но и сами при дальнейшем ухудшении экономического положения неизбежно выйдут из-под влияния РКП и даже могут… выступить против Советской власти… положение внутри самой партии… и небывалое еще понижение влияния ее на пролетариат, особенно… благодаря систематическому сокрытию от масс действительного состояния республики, требует самых спешных мер по укреплению партии и приведению ее в боевой и революционный порядок… Что касается Красной Армии, то завершившийся первый период гражданской войны… вызвал крайнее ослабление армии и все более понижает ее боеспособность, сводя ее в отдельных случаях к нулю. В таком состоянии Красная Армия не может быть надежным оплотом Советской власти».
Последняя фраза была ключевой. Возможный переход крестьянской Красной армии «на сторону народа» по-настоящему напугал Ленина. Надо отдать должное и делегатам Х съезда - страх лишиться власти сплотил их и заставил проголосовать за ленинскую резолюцию «О единстве партии». В ней говорилось о недопустимости любой фракционности и предписывалось немедленно распустить все фракционные группы.
Ну, а крестьянам вместо «выборов в Советы» большевики предложили замену ненавистной продразверстки понятным продуктовым налогом (как при царе). Вместо углубления военного коммунизма была наспех сверстана новая экономическая политика, главным видимым следствием которой оказалась свобода торговли, позволившая сравнительно быстро наполнить прилавки.
Тем не менее, истинный смысл НЭПа остался за кадром. А смысл на самом деле был глубоким - большевистское государство решило само стать капиталистом-эксплуататором.
Настоящий смысл НЭПа
Суть НЭПа лучше всего была отражена в «Наказе Совета Народных Комиссаров о проведении в жизнь начал новой экономической политики».
«…Предотвращая дальнейшее падение народного хозяйства, необходимо перестроиться на следующих началах:
-государство в лице Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ) и его местных органов сосредоточивает в своем управлении отдельные отрасли производства и определенное число крупных или почему-либо с государственной точки зрения важных, а также подсобных к ним предприятий, взаимно дополняющих друг друга. Эти предприятия ведутся на началах точного хозяйственного расчета.
…необходимо проведение ряда мер к обратному приливу денег в кассы государства, исходя из принципа, что в области народного хозяйства государство при данном состоянии своих государственных ресурсов и впредь… никаких хозяйственных услуг никому даром оказывать не может.
Именно здесь, а не в разрешении крестьянам торговать хлебом, и лежала ключевая идея НЭПа. «Рабоче-крестьянское государство» превращалось в государственно-капиталистическую монополию, которая никому не оказывала «хозяйственных услуг даром». Современники поняли смысл фразы Ленина «учитесь торговать». Вождь имел в виду, что рабочим и крестьянам отныне предстоит платить «своему» государству за каждый свой шаг. От лозунгов, с которыми партия большевиков завоевывала массы в 1917 году, через четыре года не осталось почти ничего. Налицо была только диктаторская власть РКП(б) и ее право владеть и распоряжаться крупной промышленностью.
Понятно, в партии нашлось немало тех, кто увидел в практиках власти возвращение к капитализму, только под красным флагом. Но, как гласил «Краткий курс истории ВКП(б)», «…оппозиционеры, будучи плохими марксистами и круглыми невеждами в вопросах большевистской политики, не понимали существа нэпа».
Зато ключевую идею экономической политики большевиков вне зависимости от текущих лозунгов лучше всех понял Джон Мейнард Кейнс, хорошо знавший Советскую Россию.
«Официальные методы эксплуатации крестьян заключаются не столько в налогообложении… сколько в политике цен. Монополия над импортом и экспортом, фактический контроль над промышленной продукцией позволяют властям поддерживать цены на уровне, крайне неблагоприятном для крестьянства. У него закупают зерно по ценам, гораздо более низким по сравнению с мировыми, а продают крестьянам текстиль и другие промышленные товары по заметно более высоким ценам; разница между ними составляет фонд, из которого можно обеспечить сверхвысокие цены, равно как и покрыть общие издержки неэффективного производства и распределения. Таким образом, реальные доходы русских крестьян составляют чуть более половины того, какими они должны быть», - писал Кейнс в книге «Впечатления о Советской России. Должно ли государство управлять экономикой».
Однако авторов этой схемы подвела их жадность. Крестьяне, не читали книг редактора The Economic Journal, но то, что за их счет покрывают «общие издержки неэффективного производства и распределения», ощущали на собственной шкуре. К 1928 году и объемы производства национального дохода, и его структура вернулись к уровню довоенного 1913-го. И вот тут-то крестьяне, понимая, что государственная промышленность мало что может им предложить, поступили так же, как и в 1916 году - начали сокращать посевы и продажу товарного зерна. Результат не замедлил себя ждать - в городах выстроились очереди за хлебом. Чем чревата такая ситуация большевики прекрасно знали на собственном опыте 1917 года - сначала волнения рабочих в больших городах, а потом солдатский бунт…
Ответом Сталина и крестьянам, и рабочим была коллективизация.