Финансовый кризис 1998 года – странная история. И хотя последовательность событий, приведших к кризису, хорошо известна, его действительные причины и следствия трактуются по-разному.
Общепризнанное объяснение
Существует общепризнанное объяснение кризиса. Согласно ему, проблемы в российских финансах возникли в первую очередь из-за бюджетного дефицита. Доходы бюджета 1998 года составляли 376,5 млрд рублей, а расходы – 499,9 млрд рублей.
Источников для наполнения бюджета было два - налоги и заимствования. Но в то время в стране бушевал кризис неплатежей, предприятия сидели без денег, налоги платить было нечем… На конец 1997 года просроченная задолженность в российской экономике превысила 53% по отношению к годовому ВВП, половина расчетов между промышленными предприятиями обеспечивалась за счет бартера и взаимозачетов.
Собранных налогов не хватало, чтобы покрыть дефицит, правительство выпускало государственные казначейские обязательства под высокий процент. Высокий и стабильный курс российской валюты позволял превращать рубли, заработанные на ГКО, в доллары, причем с большой прибылью. Схема «взять в долг валюту - обменять на рубли - купить ГКО - продать ГКО - поменять рубли на валюту - вернуть кредит» приносила около 20% годовых доходности в долларах. А рублевый годовой доход по ГКО с 18% в июле 1997 года увеличился в июне 1998 года до 65%.
Доход от новых выпусков ГКО направлялся на погашение старых. В какой-то момент рынок перестал верить в способность властей выполнить свои обещания, предложение ГКО превысило спрос, а на межбанковской бирже возник дефицит валюты… В конце концов, правительство объявило о невозможности обслуживать ГКО, а Центральный банк девальвировал рубль.
Просто невезение
Разумеется, можно сказать, что властям просто не повезло. Спрос на российские ГКО определялся не только внутренними, но и внешними обстоятельствами. На финансовых рынках Юго-Восточной Азии в 1997 году начался кризис, который спровоцировал отток средств со всех emerging markets, включая российский рынок. За полгода цена на нефть снизилась вдвое, оказавшись на уровне $10, соответственно сократился и приток валюты в страну. Поступления от внешнеэкономической деятельности обеспечивали около 30% доходной части бюджета. Если бы нефть стоила хотя бы $20, финансовой катастрофы, скорее всего, удалось бы избежать.
Это академическое объяснение, однако, не дает ответа на главный вопрос - какими соображениями руководствовались конкретные люди, принимавшие совершенно определенные решения.
О чем думали в Государственной думе, когда голосовали за дефицитный бюджет? Как оценивали риски банкиры, занимавшие доллары для игры на рынке ГКО? Как себе представляли выполнение обязательств правительства чиновники Министерства финансов? Как рассчитывали удерживать валютный коридор руководители Центробанка? И самое главное -- как видели ситуацию директора промышленных предприятий, оказавшиеся в итоге главными бенефициарами кризиса? Ниже я еще объясню, почему задаюсь этим последним вопросом.
Весной 1998 года все вроде бы понимали, что невозможно и удерживать курс рубля и одновременно платить высокие проценты по ГКО в условиях дефицита - бюджета и платежного баланса. Прагматиками проявили себя только инвесторы, в первую очередь российские, которые начали массовый сброс долговых обязательств РФ, что в итоге и стало спусковым крючком кризиса.
Вопреки большим надеждам
Еще в конце 1997 года ситуация не выглядела катастрофической. Да, бюджет был дефицитным, но размер этого дефицита не превышал 5,7% ВВП. Из общей суммы дефицита внутренними заимствованиями было профинансировано 3,1% ВВП, а сам внутренний долг составлял 19,3% ВВП (на конец 1997 года). Это не критические показатели по любым международным меркам. С этим был согласен и Центральный банк, не скрывавший своих целей по валютному курсу: доллар должен был стоить около 6,1 рубля, а доходность ГКО не должна была превышать 12% годовых.
И общее состояние экономики по итогам 1997-го следовало оценивать со знаком «плюс». Многолетний спад ВВП сменился ростом, пусть незначительным (0,8%). Доля населения с доходами ниже прожиточного минимума оказалось самой низкой за все девяностые и составила 21,2%. Реальные располагаемые доходы граждан увеличились на 6,2%. У россиян появились деньги, пока небольшие, но достаточные, чтобы оживилась торговля. Розничный товарооборот в 1997 году вырос на 3,8% – тоже лучший результат за 1990-е годы. Официальная среднемесячная начисленная заработная плата летом 1998 года достигла 1122 рублей, что составляло $181.
Замедлилась и инфляция. Если в 1996 году темп роста цен предприятий – производителей промышленной продукции составлял 25,6%, то в 1997 году показатель опустился до 7,4%. В 1996 году цены в капитальном строительстве выросли в 1,4 раза, а в 1997 году - на 5%. В 1997 году индекс потребительских цен вырос только на 11%. В сравнении с показателями предыдущих лет это выглядело большим достижением, так же как и стабильный рубль, которым гордился Центральный банк.
За политику завышенного валютного курса Центробанк впоследствии и критиковали. Если бы рубль был девальвирован весной 1998 когда, после того как доходность ГКО в январе достигла 29,4% годовых, августовского кризиса удалось бы избежать. Но у Центрального банка была своя логика - твердый рубль должен был служить «номинальным якорем инфляции», как было написано в отчете ЦБ РФ. В этом была своя правда – доля импорта на российском потребительском рынке достигала 49%, импортеры закладывали рост курса доллара в свои издержки, и это тянуло цены вверх. Но и «отечественный товаропроизводитель» при каждом удобном случае повышал цены на свою продукцию, мотивируя это падением курса рубля. Стабильный рубль должен был охладить горячие головы и тех и других.
Словом, улучшение экономической ситуации было налицо. Однако это был не тот экономический рост, которого хотели российские промышленники.
Директора, недовольные ростом
В то время общим местом было рассуждение о существовании корпуса «красных директоров», руководителей государственных и полугосударственных предприятий, которые якобы не хотели принимать новые правила рыночной экономики. Существовало и не менее популярное заблуждение, будто «красные директора» противостояли новым собственникам и мечтали о плановой экономике времен СССР.
На самом деле «красные директора» советских заводов и фабрик были прагматичными бизнесменами и безжалостными эксплуататорами. Они прекрасно видели сильные и слабые стороны российских предприятий и, главное, отдавали себе отчет в реальном качестве своей продукции и в своем главном конкурентном преимуществе. Качество продукции было таким, что никак не могло состязаться с импортом, а главным конкурентным преимуществом предприятий были низкие зарплаты работников.
Повышение доходов граждан подрывало основу конкурентоспособности российских промышленников - дешевый труд в сочетании с завышенными ценами на потребительские товары местного производства. Это обстоятельство крайне раздражало и старый директорский корпус, и новых собственников, отлично помнивших, какие возможности для манипуляции рынком труда предоставляла советская экономика дефицита.
Задержки зарплат рабочим, так возмущавшие всех в 1990-е, возникали ведь не сами по себе. Каждая такая задержка была результатом решения конкретного руководителя, считавшего, что его работникам, особенно в каком-нибудь «моногороде - флагмане пятилетки» просто некуда деваться. Кроме того, выплатить рубль зарплаты в то время означало заплатить почти рубль налогов на эту зарплату. Зарплаты, конечно же, платились, но по минимуму.
Кризис неплатежей тоже возник не сам по себе. Едва ли российский директор завода мог отгрузить кому-то продукцию на основании какой-то филькиной грамоты - договора, а потом разводить руками в ожидании платежа. Да нет, конечно же, все платежи проводились, только в таком виде, чтобы ускользнуть от взгляда налоговых органов и официальной статистики.
На самом деле директорский корпус российской промышленности в рыночной экономике чувствовал себя как щука в мутном пруду. Никакого возврата в СССР директора не хотели, они хотели, чтобы прибыли оставались на предприятиях, а убытки падали бы на граждан и на бюджет. Новые собственники с этой позицией были вполне согласны. Инструмент давления на либеральное правительство был очевиден – протесты рабочих и голосование за коммунистов на местных выборах.
Примечательно, что численность занятых в промышленности в 1992 году составляла 22,41 млн, а в 1997 году – только 14,89 млн. Предложение на рынке труда для промышленных предприятий сокращалось – граждане находили другие источники заработка, а вот спрос на труд расти не желал. Твердый рубль, открывший дорогу импорту и ожививший торговлю, очень раздражал «производственников».
Это раздражение отчасти разделяли и экспортеры, получавшие валютные доходы. Чем дешевле был рубль, тем ниже были их издержки. В том числе и издержки на зарплату.
В сущности, на стороне властей выступал только банковский сектор, зарабатывавший на росте процентов по ГКО и конвертации этих доходов в валюту. Но банкиры в итоге оказались очень ненадежными союзниками.
Игра на повышение
В сущности, правительство, вместо того, чтобы договориться с промышленниками и экспортерами, решило сыграть на повышение. Похоже, в Москве действительно поверили, что командиры производства мечтают о возвращении в СССР, и вместо компромисса пошли на конфликт.
Не хотите платить налоги – ну и не надо. Выпустим ГКО и профинансируем бюджетные обязательства. Знаем, что опора бюджета – налоги на добычу полезных ископаемых, на экспорт и импорт. Подорожает нефть – расплатимся за все. А твердый рубль заставит вас играть по нашим правилам. Не сможете конкурировать с импортом – будете разоряться.
И рубль держался. За первые 6 месяцев 1998 года его курс снизился на 4,03% при инфляции 4,06%. Стабильность была куплена за счет золотовалютных резервов ЦБ – они сократились на 12,8%, составив $15 млрд.
Но управлять ситуацией становилось все труднее. По итогам июля 1998 года государству удалось разместить долговые бумаги всего на 13,8 млрд руб., при том что в целом на выплаты по госдолгу требовалось 38,8 млрд. Из оставшихся 25 млрд руб. около 7 млрд составляла задолженность перед ЦБ. Еще 18 млрд нужно было заплатить из бюджетных источников. Кроме того, Сбербанк предъявил к оплате все имевшиеся у него ГКО со сроком погашения в июле и получил за них в общей сложности 12,4 млрд руб.
Новых источников пополнения бюджета не было. В августе рухнул рынок ГКО: доходность трехлетних бумаг превышала уже 200%. Центральный банк выделил нескольким коммерческим банкам чрезвычайные кредиты, очевидно, рассчитывая, что они поддержат рынок ГКО. Но банкиры направили эти средства на закупку валюты, и судьба рубля оказалась решена.
Экономика дешевого труда
Однако цена в итоге оказалась самой высокой. Решение о девальвации рубля и об отказе от обслуживания ГКО, принятое 17 августа, в сущности, было политической капитуляцией правительства реформаторов. Далеко не все экономисты понимали, почему эти решения состоялись одновременно - подешевевшими рублями можно было выплатить обязательства по ГКО, а отказ от выплат по ГКО снижал давление на рубль. Можно было обойтись чем-то одним.
Нет, это не так, сказали бы «красные директора». Отказ от выплат по ГКО служил признанием невозможности наполнять бюджет без налогов с производства, а девальвация рубля резко снизила стоимость труда по отношению к главному экспортному ресурсу страны. Уже в сентябре среднемесячная номинальная начисленная заработная плата составляла $53.
Но теперь граждане, отданные на милость победителей – директоров предприятий - должны были радоваться любой зарплате. А вместо подорожавших импортных товаров им приходилось покупать отечественные, тоже подорожавшие. В сентябре 1998 года потребительские цены подскочили на 38%, больше, чем за предыдущие три года, вместе взятые. Освобожденные от конкуренции с ненавистным импортом, местные производители радостно поднимали цены. Зато доходы обесценились, вместе со сбережениями. Немалая часть вкладов просто зависла в неплатежеспособных банках.
Правительство возглавили люди, воспринимавшиеся обществом как «наследники СССР». Но никакого возвращения к социализму не произошло. Наоборот, новый бюджет был сверстан почти без дефицита, а социальные выплаты сокращены железной рукой. Начавшийся в следующем году рост нефтяных цен снова обеспечил правительство необходимыми средствами.
В 1999 году рост выпуска промышленной продукции составил 5%. Но за благополучие промышленников заплатил народ. Торжествующие производственники вовсе не спешили повышать зарплаты. В 1999 году реальные располагаемые доходы граждан снизились еще на 14,5% (в 1998 году - на 15%). Товарооборот упал на 7,7% - у потребителей не было денег.
Доходы начали восстанавливаться только в 2000 году (на предкризисный уровень они вернулись спустя три года), но это был в первую очередь рост не зарплат, а социальных выплат, обусловленных ростом нефтяных доходов бюджета. В свою очередь восстановление экономики продолжилось за счет роста экспорта, а не внутреннего спроса.
Способ разрешения конфликта между правительством и промышленниками в 1998 году оставил экономику России экономикой дешевого труда, равно устраивающей и промышленников, и экспортеров, и чиновников.