Лучше худшего

Недавнее заявление Игоря Сечина о том, что роботы беспорядочно двигают нефтяные котировки на бирже, в результате чего цены на рынке приобретают столь хаотичный характер, вполне можно отнести и к другим индикаторам глобальной экономики. То американская экономика устойчиво растет, то она демонстрирует, практически одновременно, признаки торможения, а ФРС намекает, что дальнейшего повышения ставки может и не быть. Более того, изучает опыт применения экзотической отрицательной ставки. То все с замиранием следят за движением юаня, то вдруг иена укрепляется к доллару, а стагнирующая Япония претендует на статус собирателя международного капитала. То низкие сырьевые цены выглядят благом для подавляющей части стран и континентов, то неожиданно обнаруживается, что эти цены несут серьезные неприятности буквально всем. То есть в целом становится понятно, что самым главным дефицитом в современном мире являются роботы, способные к размеренным и благоразумным движениям.

Очевидно, что и параметры российского бюджета, в значительной мере зависящие от мировой конъюнктуры, в таких условиях не выглядят достаточно устойчивыми и предсказуемыми. Причем реальная ситуация может оказаться как хуже, так и лучше ожиданий. Так, наши эксперты указывают, что не оправдались ожидания правительства и специалистов по государственным финансам, полагавших, что 2015 г. станет наиболее сложным годом для российской бюджетной системы за последние 15 лет. Несмотря на очевидные ухудшения параметров федерального бюджета, эта динамика «не достигла критических отметок», а его дефицит (2,7% ВВП) был значительно ниже, чем в 2009–2010 гг. (около 6 и 4% соответственно).

Другое дело, что ожидания самих экспертов уже в отношении 2016 г. выглядят едва ли лучше, чем правительственные годом ранее. Во всяком случае они опасаются, что без своевременных мер по адаптации бюджетной системы к новым реалиям (проще говоря, к текущим ценам на нефть), дефицит бюджета-2016 может вырасти вдвое, а средства Резервного фонда будут полностью исчерпаны. При этом они предупреждают, что попытка повторить технический 10%-ый секвестр расходов несет в себе риски дальнейшего ухудшения структуры федерального бюджета: при наличии защищенных статей сокращаться будут расходы, способствующие экономическому росту.

По аналогии с бюджетом минувшего года ситуация с платежным балансом, оттоком капитала и рядом других параметров в 2015 г. выглядела лучше, чем можно было ожидать в условиях резкого колебания нефтяных котировок (а также формальных и фактических ограничений доступа России на международные финансовые рынки). Например, положительное сальдо счета текущих операций не только не сократилось, а, напротив, выросло за год на 12,7%. При этом положительное сальдо торгового баланса снизилось на 23,2%, составив тем не менее 145,6 млрд долл. благодаря более динамичному сокращению импорта. Предполагается, что импорт будет серьезно сокращаться и в 2016 г. в связи с новым ослаблением рубля в конце прошлого – начале этого года. Радикально –в 2,7 раза – сократился за год отток капитала из нефинансового сектора. При этом банковский сектор продолжал активно снижать свои внешние обязательства (на 61,6 млрд долл.). Правда, снижение еще одного показателя – прямых иностранных инвестиций в нефинансовый сектор – вряд ли можно отнести к достижениям: они сократились до 6,7 млрд долл. (почти втрое по сравнению с 2014 г.), достигнув минимума с 2003 г.

К позитивным же результатам можно отнести тот факт, что, несмотря на неоднократные и серьезные изменения обменного курса, население предъявляло гораздо меньший спрос на наличную иностранную валюту, чем годом ранее. А объем валютной наличности на руках у физлиц снизился на 11,8 млрд долл., составив 40,5 млрд долл. (оценка ЦБ РФ за девять месяцев прошлого года). Правда, последний факт можно трактовать и как положительный для национальных финансов процесс дедолларизации, и как свидетельство вынужденного поведения людей, которым приходится тратить валютные накопления ввиду снижения их рублевых доходов.

Относительно спокойная реакция населения не отменяет того факта, что национальная валюта падала опережающими темпами по сравнению с валютами других стран – экспортеров сырья (в 2014–2015 гг. реальный курс рубля снизился на 31,1% к декабрю 2013 г., мексиканский песо – на 14,3%, норвежская крона – на 12,2%). Темпы ее обесценения отражают не только низкую сырьевую конъюнктуру, но и последствия возникших геополитических рисков и введенных против России санкций. По оценкам наших экспертов, рубль сегодня находится примерно на фундаментально обоснованном уровне (т.е. уровне, который обоснован такими фундаментальными факторами, как цены на нефть, темпы экономического роста, отток капитала и уровень государственных расходов). Такое его «местоположение» они считают следствием рыночного курсообразования на валютном рынке РФ и отсутствия панических настроений экономических агентов.

Вывод: если не будет новых шоков, то дальнейшего значительного ослабления национальной валюты ждать не стоит. При этом произошедшее в последние месяцы снижение курса рубля уже предопределило в определенной степени инфляцию этого года. По экспертным оценкам, эффект переноса обменного курса в цены потребительских товаров в России составляет от 10 до 20% в зависимости от валюты и периода оценки. Это значит, что ослабление рубля в декабре 2015 г. – январе 2016 г. приведет к дополнительному росту инфляции в 2016 г. на 1,4–2,9 п.п. Высокая инфляция конца 2014 г. – начала 2015 г. внесла наибольший вклад в падение реальной зарплаты по итогам прошлого года – на 9,5% (в ряде секторов даже номинальный рост зарплаты укладывался в 1%). В 2009 г. реальная зарплата снизилась не так резко – на 3,5% при том, что ВВП упал тогда вдвое глубже.

В тот кризис экономика реагировала на ухудшение условий в том числе ростом безработицы (на 2,7 п.п. в 2009–2009 гг.), теперь же предприятия существенно снижают затраты на рабочую силу, зато оставляют пока работников на местах.

При этом доля работающих неполный день или «временно отсутствовавших на работе» выросла за прошлый год, по официальным данным, всего на 0,5%. А задержки зарплаты, которые в последнее время стали беспокоить власти, пока остаются редким явлением. Правда, динамика выглядит внушительно: на конец 2015 г. число работников, которым работодатели «задолжали», почти в полтора раза превысило их количество годом ранее. Тем не менее в абсолютных цифрах это немного – 90 тыс. человек, а в относительных – 0,12% от всех занятых. Рост задержек в значительной степени связан с банкротством «Трансаэро», на долю которой приходится 19% всей зарплатной задолженности перед работниками средних и крупных компаний. Зарплатные проблемы в зарегистрированном малом бизнесе в этой статистике не отражаются, а в незарегистрированном – тем более. Зато она фиксирует другое явление: масштабы неформального сектора не сокращаются, а растут, достигнув 19,2% в III кв. минувшего года – речь идет о доле занятых исключительно в неформальном секторе. И это наивысший уровень с начала 2012 г. Опросы предприятий, регулярно проводимые ИЭП им. Е.Т. Гайдара, также свидетельствуют о том, что с точки зрения занятости в 2015 г. в российской промышленности никаких особо кризисных явлений не наблюдалось. Оценки и избыточной занятости, и дефицита кадров находились на привычном для этих многолетних опросов уровне.

При этом, рассчитанный Лабораторией конъюнктурных опросов ИЭП Индекс адаптации промышленности (рассчитан по набору оценок основных показателей деятельности предприятий) свидетельствует, что большинство предприятий достаточно успешно адаптировалось к кризисным условиям 2015 г. Более того, парадоксальным образом их оценки собственного состояния мало чем отличаются от ситуации в иные годы. Например, объемы инвестиций в 2015 г. оценили как «достаточные» 61% предприятий (тот же показатель, что и в позапрошлом году).

Однако уже первые оценки Индекса для начавшегося I кв. 2016 г. продемонстрировали иную картину (прежде всего, резко ухудшились оценки спроса на продукцию предприятий). Такого негативного изменения Индекса адаптации не было со времен кризиса 2008–2009 гг. И это вполне совпадает с изменением характера прогнозов развития экономики в целом.