Структура и конъюнктура

         По мере того, как угроза обрушения российской экономики все реже рассматривается как актуальная, – подобное допущение обычно предполагает цену на нефть много ниже 40 долл. за баррель и нахождение ее на таком уровне много дольше одного-двух кварталов, – экономические прогнозы и комментарии к ним в основном концентрируются вокруг вопроса «когда начнется рост?». Тем более что осенние месяцы продемонстрировали отдельные статистические признаки того, что какой-то рост действительно наблюдается. Или что, как минимум, рецессия действительно заканчивается. Поэтому естественным спросом сегодня пользуются прогнозы и исследования относительно динамики российского ВВП в наступающем 2016-м году.

         Одним из последних по времени стал обновленный прогноз Минэкономразвития, легший в основу федерального бюджета на 2016 г. А одним из самых последних исследований – декомпозиция динамики российского ВВП в 2015–2016 гг., проведенная с учетом данных прогноза министерства экспертами ИЭП им. Е.Т. Гайдара и РАНХиГС. Эта методика, применяемая в странах ОЭСР (и доработанная с учетом высокой зависимости нашей экономики от условий внешней торговли), позволяет выделить основные факторы, влияющие на рост ВВП: структурные, внешнеторговые, конъюнктурные. По сути цель такого пофакторного анализа в том, чтобы с достаточной степенью обоснованности определить: где заложен потенциал экономического роста, а где он отсутствует либо даже вносит отрицательный вклад в динамику ВВП.

         Сам прогноз Минэкономразвития содержит три сценария на 2016 г. Один – базовый – строится исходя из сохранения текущих тенденций в экономике, его можно считать инерционным. Другой – консервативный – исходит из понижения цен на нефть до 40 долл. за баррель и предполагает продолжение рецессии. Третий – целевой (и, по сути, желательный) – нацелен на достижение такого роста, который сопоставим со среднемировым. Из него не следует, что уже в будущем году Россия достигнет такой динамики, однако он предполагает, что фактически уже с 2016 г. она начнет переход к новой модели развития. И главную роль в этом должны сыграть многократно уже озвученные самим министерством (да и другими ведомствами) факторы.

         О чем же говорит декомпозиция?  О том, что в 2015–2016 гг. вклад в динамику ВВП внешнеторговых факторов (в первую очередь цены на нефть)  будет отрицательным. Роль структурных факторов роста, причем для всех трех сценариев, будет снижаться. Поэтому достижение искомых темпов в наступающем году вероятно лишь при резком росте конъюнктурных факторов: либо экономика должна оказаться не в нижней, как сейчас, а в верхней фазе делового цикла, либо она должна испытать некий «положительный шок», природа которого экспертам «не представляется очевидной». Возможно, такую роль могла бы сыграть отмена санкций или радикальный и уверенный рост цен на нефть при том, что вероятность каких-либо «негативных шоков» была бы исключена.         

         Декомпозиция свидетельствует о том, что в 2015–2016 гг. во всех сценариях развития фактический выпуск в российской экономике оказывается ниже потенциального. Теоретически это означает, что в краткосрочном плане кредитно-денежные и бюджетные стимулы могут иметь положительный эффект на рост ВВП, однако устойчивая и долгосрочная его динамика возможна лишь тогда, когда определяющую роль станут играть структурные факторы.

         Активная кредитная подпитка экономики в будущем году выглядит не слишком вероятной не только из-за опасений инфляции, все еще высокой ставки ЦБ и не столь уж высокой тяги многих предприятий к банковским ресурсам. Не меньшую роль играет и состояние самих банков. Хотя периодические заявления о «глубоком банковском кризисе» выглядят преувеличенными, оценка ситуации в этом секторе как «стагнации» кажется вполне подходящей.

Данные за десять месяцев этого года подтверждают низкую рентабельность банковских операций, как и низкие финансовые результаты сектора в целом, а также известный эффект масштаба: крупные банки прибыльнее мелких. Любопытно, что значительная часть убытков этого сектора концентрируется в крупных госбанках, демонстрирующих (за исключением Сбербанка) самую низкую норму прибыли от регулярных операций. Скорее всего, речь идет о значительных объемах господдержки, которую эти банки на нерыночных условиях оказывают тем или иным секторам экономики.

Возможно, именно госбанкам предстоит профинансировать и различные программы импортозамещения в будущем году, поскольку в 2015 г. (во всяком случае с середины года) процесс стал явно тормозить. Об этом свидетельствуют опросы российских промышленных предприятий относительно их деятельности в Ш кв. и производственных планах на IV. При этом замещение импортных машин и оборудования происходило активнее, чем сырья и материалов. Правда, сам машиностроительный сектор уже более не сокращает закупки импортного оборудования. А пищевая промышленность все менее активно замещает импортное сырье и материалы, возможно, разочаровавшись в отечественной сырьевой базе либо исчерпав ее возможности. В целом же значительная часть российской промышленности проводит политику «импортосохранения» (то есть уже не снижает долю импорта) или даже «импорторасширения».

Последнее, однако, не относится к аграрному и пищевому сектору, где процесс импортозамещения (либо замещения одного импорта другим) продолжается. С января 2016 г. Россия вводит запрет на ввоз продовольственных товаров c Украины. Однако серьезного влияния ни на экономику России, ни даже на украинских поставщиков это оказать уже не может, поскольку снижение роли этих поставок происходит достаточно давно. Если в 2012 г. Украина занимала более 5% в российском продуктовом импорте (а по ряду позиций и 10%), то в 2015 г. ее доля сократилась до 1,2%, а в денежном выражении – более чем в шесть раз до 235 млн долл. Можно сказать, что исчезновение относительно дешевых украинских продуктов с российских прилавков в основном уже произошло.

Несколько по-иному выглядит запрет на поставки сельскохозяйственной продукции из Турции. В 2014–2015 гг. эта страна заняла (по объемам) примерно ту же долю в российском продовольственном импорте, что занимала раньше Украина, а по отдельным позициям и выше. По некоторым оценкам, эта мера способна внести заметный вклад в возобновление продовольственной инфляции и даже стать одной из причин того, что ЦБ РФ вновь отложит снижение своей ставки. Поэтому для демпфирования инфляционного эффекта правительство запланировало вводить такой запрет постепенно с тем, чтобы российская торговля успела заместить турецкие поставки импортом из других стран.

Инфляция остается в числе главных факторов, влияющих на снижение реальных доходов и зарплат. В этих условиях расходы государства в лице как федеральных, так и местных органов власти на социальную сферу, включая прямую социальную поддержку, играют важную компенсирующую роль. Данные за первые три квартала 2015 г. свидетельствуют, что, несмотря на сложную ситуацию с бюджетами многих регионов, какого-либо серьезного снижения расходов на этом уровне пока не происходит.

Рост расходов на образование (в целом по регионам) сохранился на уровне прошлого года, хотя их структура изменилась в пользу дошкольного образования благодаря программе строительства детских садов. Рост расходов на социальную защиту населения отстает от динамики 2014 г. (пока на 1 п.п.), причем две трети  этих расходов – выплаты пособий. Что касается здравоохранения, то здесь уже более половины расходов регионов приходится не на бюджеты, а на территориальные фонды обязательного медицинского страхования. С учетом этих фондов расходы в сфере здравоохранения росли темпами близкими к инфляции, при этом преобладающая их часть – страховые выплаты населению. Однако эксперты отмечают: структура расходов регионов на здравоохранение становится все менее прозрачной – бюджетная статистика уже мало что показывает. При этом вряд ли стоит напоминать, что социальные приоритеты и, соответственно, траты серьезно меняются от региона к региону.

 «Оперативный мониторинг экономической ситуации в России», №17 (декабрь) 2015 год.