Люди в СССР, гласил популярный анекдот, делятся на «черных» и «красных». «Красные» пьют красное вино, у них красные лица, и они ходят в магазины с «красного входа». А «черные» - едят черную икру, ездят на черных машинах, и ходят в магазины с «черного входа». Анекдот хорошо объяснял разницу между официальной и неофициальной экономиками Советского Союза. Но в нем была и еще одна важная деталь, на которую обычно не обращали внимания – «черные» и «красные» не противостояли друг другу, а дополняли друг друга. И друг без друга не могли существовать.
В 1982 году экономист Лев Тимофеев опубликовал (разумеется, не в СССР) серию очерков «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать». В этой книге он очень ярко описал процесс взаимодействия легальной и нелегальной экономики.
«Чем дольше длится относительно спокойное время вне войны, революций и массовых репрессий, тем чётче наша социально-экономическая система проявляется как чудовищных размеров и размахов чёрный рынок…
Иногда кажется, что чёрный рынок,— всё это искусство дышать в петле запретов и ограничений, вся эта простодушная хитрость, этот кооператив нищих,— нами придуман, что мы тут обманули советскую власть: нам — колхоз, а мы приусадебное хозяйство; нам — дефицит и распределение по карточкам и талонам, а мы — взятку и товары через заднюю дверь; нам — постную пятницу в заводской столовой, а мы — кроликов разводить в городской квартире; нам — бесплатно плохого врача в конце длинной очереди больных, а мы — с подарком и без очереди к хорошему...
Словчили? Дудки! Когда надо, власти и приусадебное хозяйство прижмут запретами и налогами (так было!), и кроликов из городских квартир милиция повытрясет, и за подарки врачу сроки давать будут.
Раз терпят, значит, всем выгодно. Раз терпят, значит, без этого и власти не удержатся. Нас тут отпустили слегка, чтоб вовсе не примерли, но на вожжах держат. Чёрный рынок — не лазейка, не потайная дверца в стене, которую мы хитро пробили. Чёрный рынок — и лазейка, и сама стена…»
На первый взгляд, Лев Тимофеев не сказал ничего нового, все это – разве что не в таком концентрированном изложении - можно было прочесть и на страницах советской прессы.
Казалось бы, дальнейшие советы экономиста должны были быть направлены на «устранение недостатков» - мол, надо улучшить организацию труда или вложить деньги в «обеспечение потребностей трудящихся», и тут-то экономика расцветет.
Но Лев Тимофеев обратил внимание на совершенно неочевидную особенность взаимодействия «советского государства» и «советского рынка». Он задал логичный вопрос – кто является главным бенефициаром такого симбиоза «планового» и «рыночного» хозяйства? Иначе говоря -- кто на черном рынке главный покупатель?
Ответ на вопрос о главном покупателе на черном рынке СССР можно найти у исследователя советской экономики Арона Каценелинбойгена.
До эмиграции в США профессор Каценелинбойген руководил отделом комплексных систем в Центральном экономико-математическом институте (ЦЭМИ). Сферой его научных интересов были вопросы материального стимулирования и экономические проблемы автоматизации. Он глубоко разбирался в вопросах оценки стоимости труда.
В 1977 году в статье «Цветные рынки и советская экономика» Арон Каценелинбойген заявил, что «экономика СССР» на самом деле представляет собой «совокупность рынков», реализующих и дополняющих централизованный механизм планового управления, и предложил подробную классификацию рыночных отношений в якобы тотально планируемом советском хозяйстве – от «красного» рынка к «черному».
Идея, которую Каценелинбойген положил в основу своей классификации, была проста и эффектна. Власти в СССР, объяснял профессор, отдают себе отчет в происходящем в стране, понимают границу между «планом» и «рынком», и сознательно используют рыночные отношения там, где нужно компенсировать издержки от ошибок произвольного централизованного планирования. А инструментом управления рыночными рисками служит сложная система материальных поощрений и административных и уголовных наказаний. Соответственно, степень легальности (цвет) того или иного рынка измеряется мерой поощрения или наказания участвующих в нем людей.
К «легальным рынкам» Каценелинбойген относил «красный рынок» государственной продажи потребительских товаров, и «розовый рынок» государственной комиссионной торговли.
«Розовый рынок» позволял компенсировать ошибки планирования в рамках государственной модели управления производством и сбытом, комиссионный магазин выступал посредником между продавцами вещей, купленных по официальным ценам.
К легальным рынкам в классификации Каценелинбойгена принадлежал и «белый рынок» - в рамках которого власти разрешали людям продавать продукты своего труда самостоятельно – как на «колхозном рынке» крестьяне продавали продукты со своих «подсобных хозяйств».
А вот полулегальный «серый рынок» был «рынком по продаже легальных товаров и услуг, полученных из легальных источников, но осуществляемый в нелегальной форме». К этому рынку относились сдаваемые в аренду квартиры, уроки репетиторов, услуги по ремонту квартир и т. п.
Но самым специфическим «серым рынком» был рынок «перераспределения ресурсов между хозяйственными ячейками», производный от плановой системы.
Действующая в СССР система планирования порождает избыток и нехватку отдельных ресурсов, писал Каценелинбойген. Искусство участников советской экономической системы и заключается в том, чтобы обменять имеющиеся у них резервные излишки на недостающие.
Как происходил такой обмен? «Звонит начальник отдела снабжения своему знакомому… и спрашивает его: “Иван Петрович, нет ли у тебя такого профиля металла тонн этак 10?”. “Евсей Абрамович, конечно, для тебя найдется. А есть ли у тебя подшипники такого-то диаметра?”. “У меня нет, но я узнаю у Виктора Иосифовича и перезвоню”. Так возникают подчас очень длинные цепи натурального обмена…»
Почему власти закрывают глаза на существование таких рынков? Потому, что издержки от их функционирования для государственной системы управления экономикой были невелики, зато помогали компенсировать провалы официального, «красного» рынка, объяснял Каценелинбойген. Участники полулегального рынка в крайнем случае подвергаются легким административным взысканиям или получают партийные выговоры.
Нелегальные рынки Каценелинбойген делил на «коричневый» и «черный».
К «коричневым» рынкам относились рынки легальных, но дефицитных товаров, которые трудно было приобрести по государственным ценам - многие виды женской одежды, ковры, импортная мебель, холодильники, легковые автомобили, стройматериалы и т. п.
Дефицит не относился к предметам первой необходимости. Так почему бы советскому государству для повышения собственных доходов не повысить цены на дефицитные товары? Нет, говорил Каценелинбойген, ссылаясь на мнение чиновников, ответственных за ценообразование. Заниженные цены - это политика! Такие цены создают у людей иллюзию доступности этих товаров, будто и с невысоким доходом можно их купить – надо лишь выстоять очередь. В этом случае невозможность покупки без очереди обусловлена лишь временными трудностями.
Ну, а те, кто не хотел стоять в очереди, могли приобрести такие товары по «завышенной цене» у тех, кто имел к ним доступ без очереди. Это не одобрялось, но репрессии для участников таких сделок были невелики.
Настоящим «черным рынком» Каценелинбойген называл рынок, участие в котором считалось уголовным преступлением. А структуру «черного рынка» он рассматривал с точки зрения меры легальности обращающихся на нем товаров.
Часть товаров в СССР (иностранная валюта, золото в слитках, наркотики) не могли быть объектом купли-продажи для частных лиц и их оборот был нелегальным по определению.
Разумеется, «черным рынком» был и рынок товаров, украденных на предприятиях или в магазинах. Методы воровства были самые разнообразные, в частности, путем списания якобы испорченных товаров, обвеса покупателей. Разнообразными были и методы сбыта – краденый товар мог продаваться как в той же государственной торговле по официальным ценам, так и с рук - и в этом случае он стоил дешевле.
Но ключевым элементом «черного рынка» были товары, нелегально произведенные на государственных предприятиях. Действующая в СССР система планирования позволяла предприятиям накапливать резервы, которые могли быть использованы как в целях выполнения плана, так и для производства продукции. Эта продукция в конечном счете шла потребителям – правда, деньги за нее получали руководители и работники предприятия. Вот за это санкции были предусмотрены очень жесткие – вплоть до расстрела.
Другим опасным бизнесом была спекуляция в крупных масштабах – дефицитные товары, поступившие в магазин, сбывались оптом постоянному скупщику, а потом перепродавались с наценкой от 40 до 100 процентов к официальной цене товара. За это тоже наказывали серьезно – крупными тюремными сроками.
Что здесь важно, спрашивал Арон Каценелинбойген. В случаях с таким полуподпольным производством или сбытом государство формально ничего не теряло – свои деньги, по назначенной им же самим цене и в рамках установленных им же самим норм, государство получало исправно. И подпольные производители, и спекулянты с точки зрения экономики всего лишь оптимизировали баланс между затратами и выпуском и между спросом и предложением. Почему власть была так нетерпима именно к участникам такого рынка?
При этом граница между «коричневым» и «черным» рынками была довольно зыбкой. Но, тем не менее, понималась всеми очень хорошо. Например, «командированный за границу», привозивший импортные вещи на продажу своим знакомым, рисковал значительно меньше, чем фарцовщик, скупавший точно такие же вещи у приезжих иностранцев и перепродававший их своим знакомым. Водитель государственного автомобиля, подвозивший пассажиров, рисковал значительно меньше, чем человек, превративший свой личный автомобиль в частное такси. Почему? На этот вопрос Каценелинбойген давал очень оригинальный ответ. Власть рассматривала «коричневый рынок» как необременительное для себя средство привлечения работников в важные для государства области деятельности, где можно таким путем ограничиваться сравнительно низкой заработной платой. И такая деятельность угрозы для власти не представляла.
А вот деятельность крупного перекупщика или производителя товаров, по мнению власти, представляла угрозу – и не просто потому, что позволяла заработать большие деньги, а потому что подрывала монополию власти на установление цены на труд: «в СССР нет механизма борьбы за увеличение зарплаты», писал Каценелинбойген, а деятельность «предпринимателей», в сущности, и формирует такой механизм, чего власти допустить не могут.
Именно об этом писал и Лев Тимофеев, рассуждая о том, как власть толкает людей в «черный рынок», потому что не хочет платить на «красном рынке».
«Вот где начинается «чёрный рынок»! ... с того, что крестьянина вынуждают продавать обществу свой сверхурочный труд, тогда как его труд в колхозе попросту отнимается почти задаром, без удовлетворения элементарных нужд крестьянской семьи. Вот где самая главная «купля/продажа» на чёрном рынке: не морковка продается…, но труд и жизнь крестьянина...
И промышленный рабочий или строитель за 8 часов ежедневного труда, оплаченного по существующим расценкам, не может заработать достаточно, чтобы прокормит семью и существовать самому. Чтобы купить мясо через заднюю дверь магазина или сапоги у спекулянта, он вынужден оставаться в цеху сверхурочно или, выйдя из цеха, искать заработок на стороне. Или воровать…»
Монопольная возможность установления цены труда – вот что было главным рычагом управления экономикой СССР, инструментом разделения общества на «красных» и «черных». Вот почему власти закрывали глаза на существование всех рынков – до тех пор, пока участники этих рынков не посягали на право начальника решать – кому, сколько и чего можно получить в обмен на свой труд.
Сорок лет назад, в середине 1980-х, социолог Сергей Белановский сделал серию глубинных интервью с сотрудниками различных московских предприятий. Среди собеседников Белановского был директор маленького магазина «Овощи-Фрукты», рассказавший такую историю:
«…в магазинах существует такса для каждого грузчика - ежедневно 1 рубль ты должен дать ему на обед, в больших магазинах - 2 рубля.
Был случай. Хотели посадить одного директора магазина, но никак не могли. Тогда сотрудники ОБХСС собрали всех грузчиков и допросили. Те сознались, что по 2 рубля в день получали на обед. Умножили численность грузчиков на количество рабочих дней в году и на количество проработанных лет этого директора в магазине. И подсчитали количество денег, отданных за это время грузчикам.
Обвинение: “Где Вы взяли 15 тысяч рублей, чтобы кормить своих грузчиков?”
На этом основании его и посадили».