Вспышка внимания к проблеме харрасмента и вымогательства сексуальных услуг имеет экономическое объяснение. Но вам оно может не понравиться.
Никогда в новейшее время поиск подходящего сексуального партнера не был таким вроде бы легким и доступным. Приложениями для знакомств пользуется каждый третий человек в мире. Благодаря только Tinder на свидания еженедельно приходит миллион человек. Запретов и ограничений становится все меньше. Никого не удивляют самые разнообразные форматы отношений.
Но что-то идет не так.
Социальные сети взрываются потоком жалоб и обвинений - плохо, неправильно недопустимо ведут себя мужчины. Мужчины пристают к женщинам, мужчины говорят женщинам неприятные слова, мужчины обижаются на отказ от отношений, мужчины нарушают границы личного пространства и вообще творят совершенно недопустимые вещи, о которых женщины начали рассказывать городу и миру.
Я уже не говорю про эскалацию семейного насилия: там вообще ужас – 38% убийств женщин в России совершают их партнеры мужчины. Но и 83% женщин, осужденных за превышение самообороны, защищались от своих партнеров-мужчин. Мне могут возразить, что общепризнанной статистики по семейному насилию в России нет. Отвечу, что есть авторитетные экспертные оценки и частичная статистика, совершенно ужасающая. Кроме того, недостаток такой статистики - никак не повод принижать значимость проблемы. Даже единственный случай такого насилия - повод для общественной реакции.
Но кроме физического насилия, то есть чистой уголовщины есть еще насилие эмоциональное, психологическое – вот это вот «нарушение личных границ», харрасмент, и сексторшн – вымогательство сексуальных услуг. Это тоже плохо. И такие вещи – если не обращать на них внимания - могут стать первым шагом к более серьезным формам насилия.
А как же сексуальная революция и свобода отношений? Революция-то, она, конечно, революция, но… сегодняшняя «свобода» то и дело оборачивается такими регламентами отношений, которые невозможно было представить еще сравнительно недавно. Мы сплошь и рядом видим, как в наши дни рушатся карьеры, репутации и даже жизни людей, совершивших свои проступки тогда, когда общество относилось к ним совершенно иначе. Но люди пережили свое время, общество изменилось, соответственно изменилось и отношение к содеянному давным-давно.
Но вопрос, который поставит перед собой экономист, следующий: зачем вымогать секс, домогаться и «нарушать границы», если – теоретически – знакомства со множеством женщин доступны и желающих просто заняться сексом без критических обязательств вроде бы немало?
Тут что-то не так. Или что-то не так с насилием и его уровнем. Или что-то не так с действительной (а не декларируемой) доступностью секса. Оценить уровень и степень распространенности и проникновения в социальную среду того, что мы назовем «харрасментом» и «сексторшн», мы не можем – нет достоверной статистики. А без нее трудно сделать такие явления предметом анализа.
Но сам масштаб обсуждения этих явлений в публичном пространстве, от социальных сетей до центральных телеканалов, и реакция на такое обсуждение позволяют нам сказать: это явление существует, оно распространено и, видимо, статистически достоверно.
Но только ли о недопустимости нарушения личных границ хотят сказать женщины, когда делятся своими психологическими травмами?
Существует иллюзия, будто негативные практики принуждения к сексу, о которых мы говорим, и реакция на них – это явление сегодняшнего дня. Ничего подобного. Можно сказать, у каждой эпохи было свое «#MeToo». В СССР, политически зацикленном, с одной стороны, на женской эмансипации, а с другой стороны – на соблюдении морального облика строителя коммунизма, «сексторшн» и его последствия даже попали в сатирические песни. Ну, вот как в балладе Александра Галича «Красный треугольник», где рассказана классическая история «советского адюльтера». Небольшой начальник, муж «товарища Парамоновой», ответственного работника, завязал «недопустимые отношения» с племянницей гардеробщицы своего учреждения. Закончилось все скандальным разбирательством адюльтера на партийном собрании.
«А из зала мне кричат - давай подробности!.. Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать?/Вот стою я перед вами, словно голенький/Да, я с Нинулькою гулял с тети Пашиной,/И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники… И в моральном, говорю, моем облике/Есть растленное влияние Запада…
Ну, поздравили меня с воскресением:/Залепили строгача с занесением!»
«Новая этика» работала с точностью гильотины – отношения на стороне были разрушены. «И тогда прямым путем в раздевалку я/И тете Паше говорю: мол, буду вечером/А она мне говорит: "С аморалкою - Нам, товарищ дорогой, делать нечего/И племянница моя, Нина Саввовна,/она думает как раз то же самое…». В финале Парамоновы отмечают примирение в том же ресторане «Пекин»: « Она скушала Дюрсо, а я «Перцовую»/За советскую семью образцовую!»
Это смешно, а вот серьезно - каждый желающий может прочесть опубликованные письма маршала Жукова, которые в 1947 году он писал члену Политбюро ЦК ВКП(б) товарищу Жданову и «давал подробности…», раскрывая детали своих отношений с сотрудниками обсуживающего подразделения.
И не надо думать, что борьба за нравственность и образцовую семью касалась только СССР. За океаном все могло оказаться гораздо хуже. Клайд Гриффитс, центральный персонаж «Американской трагедии», вообще сел на электрический стул, в сущности, за слишком удачный подкат к подчиненной. Парень почти пришел к успеху, его ждал брак с красивой богатой наследницей и высокие должности, но в анамнезе перспективного жениха и менеджера висел роман с сотрудницей фабрики, которой Гриффитс руководил. Он не был виноват в том, что отвергнутая им девушка упала в воду и не смогла выплыть, это действительно был несчастный случай. Но присяжные заседатели Клайду не поверили - излишняя откровенность девушки могла навсегда закрыть для Гриффитса путь к вершинам, за такое запросто можно убить, рассудили они, овчинка стоит выделки.
Примерно в те же годы, когда Гриффитс шагал в камеру смертников, Вилли Старк, герой романа «Вся королевская рать», получил пулю в сердце тоже, в сущности, за сексуальную коррупцию - враги губернатора Старка намекнули знаменитому врачу, которого тот продвигал к высоким должностям, что «хозяин штата» покровительствует доктору только потому, что спит с его сестрой. И доктор, можно сказать, спасал несколько репутаций. «Южное джентльменство» пополам с пуританской этикой.
Кстати, о пуританской этике. Историк Камиль Галеев, работая над архивами судебных дел, слушавшихся в магистрате Абердина, обратил внимание на примечательное обстоятельство. В середине XVII века в Шотландии девять из десяти таких разбирательств касались «сексуальных преступлений». Причем преступления эти были по преимуществу двух видов: fornication - внебрачный секс, т.е. секс оба участника которого не состоят в браке, и adultery - внебрачный секс, один или оба участника которого женаты или замужем.
За такие ужасающие деяния пуританское правосудие карало чрезвычайно строго. Решить вопрос можно было деньгами, но очень большими – за fornication оба изобличенных участника должны были заплатить по 10 шотландских фунтов – огромная сумма, годовая зарплата работника без квалификации. Штраф за нарушение супружеской верности был в четыре раза выше. Того, кто не мог заплатить, пороли у позорного столба, а потом изгоняли из города, лишая статуса свободного гражданина, «фримена». По нашим меркам - это как если бы вас заблокировали во всех социальных сетях, вычеркнули в паспорте городскую регистрацию, а заодно отняли право заниматься профессиональным ремеслом или торговлей, то есть отрезали от всех видов прилично оплачиваемой работы, отправив на социальное дно.
То есть, комментирует свое наблюдение Галеев, «нарушение сексуальных регуляций каралось не физической, а социальной смертью» – если что не так тебя уничтожат как общественную единицу. Причем такой процесс, говорит историк, имел «промышленные масштабы».
Пуританские практики трехвековой давности очень похожи на современное движение #MeToo. Тем, кто оказался под его колесами, угрожает в первую очередь социальная и профессиональная смерть. И чем скорее мы выстроим новые «сексуальные регуляции», тем легче будет всем – в ситуации, когда игнорирование правил нравственности несет такие тяжкие последствия, лучше перестраховаться. Если мы что-то делаем неправильно, скажите «как надо».
Однако проблема «новой этики» в том, что мир, в котором женщины находятся в постоянном профессиональном и социальном контакте с «посторонними мужчинами» и ежедневно сталкиваются с сексуальной объективацией, это вовсе не новый мир. Скажу больше - то, что мы называем «традиционными ценностями», вся эта консервативная утопия, где жена занята наведением порядка и красоты в двухэтажном доме, а муж-хозяин осчастливливает ее возвращением с трудовой добычей, вся эта фантазия среднего класса американских пригородов - это ведь совсем недавняя история и очень короткая. Продвигали ее в США примерно с 1950-х и до поздних 1960-х, пока Никсон не начал строить «Великое общество», раздавая социальные пособия, на которые можно прожить и без мужа-добытчика. Как писал профессор Юрий Аммосов, «в начале Холодной войны образ идеальной американской семьи должен был быть во всем противоположен советскому большевистскому - женщина должна была не работать, а сидеть дома и вить гнездышко на радость мужу, который работает, чтоб его боевая подруга могла этого не делать».
Именно так, женщины «не работали» исторически короткий период, все остальное время им приходилось трудиться там, где находилось рабочее место. Собственно, одним из двигателей промышленной революции в Британии был женский труд - к современным (по тому времени) машинам на фабриках можно было приставить не только женщин, но и детей, что с успехом и делали. «Золотые» пятидесятые годы ХХ века были, в сущности, коротким домашним отдыхом женщины на пути к сияющим вершинам. А коль скоро им приходилось работать, пусть даже не наравне, но рядом с мужчинами, значит, они точно также сталкивались со всеми этими харрасментами, сексторшнами и прочими домогательствами, как и сегодня. И решать эту проблему приходилось еще тогда. И ее решали – пример шотландских судов трехсотлетней давности тому пример.
Так вот, самая распространенная ошибка критиков движений #MeToo, заключается в том, что они видят в этом движение «против домогательств», и спрашивают, как же тогда строить отношения с женщинами, если любой жест в их сторону может быть истолкован как непристойный и недопустимый. Посыл совершенно неверный, потому что #MeToo (и ему подобные) – это не «движение против домогательств». Это движение за то, чтобы мужчины, проявляющее внимание к женщинам, вне зависимости от формата возможных отношений, гарантированно несли ответственность за свои действия. Лучше всего - в материальной (или другой социально приемлемой) форме. Чтобы никто не думал, что он сможет воспользоваться своим статусом, административными полномочиями или даже физической силой, просто так, «за бесплатно». Или «женись», или «плати». Иначе – пеняй на себя.
В пользу такой трактовки феномена #MeToo и его последствий говорит и следующее обстоятельство – полная легитимация в массовом сознании платных сексуальных услуг. Причем эта работа довольно прибыльная – портал Сноб.ру собирал такую статистику: средняя стоимость часового визита к московской индивидуалке составляет 9% среднемесячного дохода работающего москвича. То есть 10 часов такой работы в месяц – вот вам и деньги, которые кто-то зарабатывает за 180 часов работы. С точки зрения экономики в целом, при наличии массового сектора платной любви, желание мужчины воспользоваться женским вниманием, избегая компенсации – это попытка обойти законы рынка. Рынок этого не любит и жестоко наказывает нарушителей, прибегая для этого к самым неожиданным формам.
Мы ведь не слышим возмущенных заявлений в формате #MeToo о харрасменте и прочих неприятных вещах от тех, кто считает, что выигрыш от «отношений» перевесил издержки. Конфликт между участниками любой договоренности (а сексуальное взаимодействие – это договоренность) выходит наружу тогда, когда один из участников считает себя обманутым и оскорбленным. Чем скорее мы это признаем и научимся договариваться на взаимовыгодных условиях, тем скорее утихнет конфликтная волна.
В сущности, шотландские пуритане семнадцатого века, выписывая штрафы за занятие любовью вне брака, занимались тем, что экономисты называют equalization, выравниванием цен на факторы производства. Де-факто нелегитимным были именно внебрачный секс между партнерами, а вот визит к проститутке или сами занятия проституцией осуждались исключительно на словах. Шотландец того времени оказывался зажат между двумя огнями – он должен был либо содержать жену, либо пользоваться услугами платной любви, или как-то сочетать и то и другое, но не искать бесплатных отношений, подрывая оба рынка. За такие попытки его и наказывали.
Новые пуритане, в сущности, заняты тем же самым equalization. Современное движение «против харрасмента» это на самом деле движение за «ответственность за харрасмент». Неприемлемые социальные риски, с которыми сталкиваются мужчины, должны заставить их скорректировать модели сексуального поведения. Это значит, что «за просто так» - больше ничего не будет. Прежде чем предлагать себя в качестве партнера, вежливо обсуди условия отношений, да еще в деликатной форме. Такие условия могут быть самыми разными, но, если они не устраивают другую сторону – извини, сделка не состоялась. Ничего личного, это просто бизнес. Поищи другой вариант. Нет никакого – пеняй на себя. И не вздумай махать руками – ты же не бьешь витрины магазина, товары в котором тебе просто не по карману.