суббота, 9 декабря 2023
В этом году премию Банка Швеции по экономическим науками имени Нобеля присудили не за «теорию», а за «практику». Награду за «новый подход в поиске надежных и лучших подходов в борьбе с глобальной бедностью» получили профессора из Массачусетского технологического института Абхиджит Банерджи и Эстер Дюфло (они не только соавторы, но и супруги) и звезда Гарвардского университета Майкл Крамер.
Как говорится в официальном релизе Нобелевского комитета по экономике при Шведской королевской академии наук, «результаты исследований лауреатов, а также ученых, которые идут по их стопам, значительно улучшили наши способности бороться с нищетой на практике». Кроме того, Эстер Дюфло - самый молодой в истории экономический нобелиат, и при этом самый давний претендент на Нобель из всей блестящей троицы.
Мировая «практика борьбы с нищетой» - это даже не миллиарды, а триллионы долларов, которые закачиваются в программы развития, национальные проекты, общественные институты, имя которым легион. Но нищета, с которой сражаются всем миром, не только не желает сдавать позиции, но даже время от времени переходит в наступление. Как в России, где за чертой бедности живет каждый седьмой, в то время как провозглашенная «цель национального развития к 2024 году» требует уменьшить этот показатель вдвое.
Может ли эта цель быть достигнута? Вряд ли, могли бы сказать лауреаты Банерджи и Дюфло. Профессора из Бостона вообще довольно подозрительно относятся к глобальным целям и масштабным программам. Это совсем не то, что действительно нужно бедным людям, считают они. Мотивация бедняков, когда они принимают решения очень сильно отличается от мотивации тех, кто пытается (даже вполне искренне) помочь тем, кого судьба, происхождение или место рождения отбросили к подножию потребительской пирамиды.
В чем проблема этих мотиваций? Нельзя считать, что бедные, принимая экономические решения и совершая выбор, не умеют сопоставлять выигрыши и риски, и оценивать перспективы своих действий. Эксперименты, проведенные Банерджи и Дюфло, доказывают, что поведение бедняков совершенно рационально. Но рациональность человека, вынужденного существовать на доллар в день, отличается от рациональности человека, который не считает сотен.
Жить в бедности, афористично замечают Банерджи и Дюфло, в своей самой знаменитой книге «Экономическая теория бедных», это значит быть «вынужденным принимать решения относительно слов, написанных мелким шрифтом», в то время как вы не можете и не умеете прочесть даже крупный шрифт. Бедный не может мыслить никакими большими целями и отдаленными программами, в то время как он вынужден - в прямом смысле слова - бороться за существование в сегодняшнем дне.
Все рассуждения о том, что бедному нужна не рыба, а удочка, с помощью которой он научится обеспечивать себе пропитание, звучат хорошо, и никто не спорит с тем, что без труда не вытащить рыбку из пруда. Однако без пруда не вытащить рыбку и с трудом, могли бы сказать авторы «Экономической теории бедных». Переместите бедного в другую социальную страту - и все будет иначе, но не рассчитывайте, что он сможет подняться туда мелкими шажками, опираясь на поддержку каких-нибудь бесплатных курсов профессионального переобучения предпенсионеров. Даже если он успешно пройдет эти курсы, конкуренцию за качественное рабочее место он проиграет молодым.
А что же делать? Отказаться от благоглупостей вроде веры в поступательное избавление от бедности и в масштабные просветительские программы. Деньги надо тратить не на «борьбу с бедностью», а на четко измеряемые, сравнительно краткосрочные, прозрачные и понятные цели. Например, национальный проект «Здравоохранение» или что-то в этом роде облагодетельствует только поставщиков томографов и строителей больничных комплексов. А вот живые деньги, которые будут выданы конкретному бедняку на лечение его конкретной болезни в конкретной клинике, гораздо значительнее повлияют на статистику снижения смертности. Или, если говорить о борьбе за здоровье в совсем уж нищих странах, гораздо эффективнее выдать деньги всем, кто хочет оплатить себе прививку, чем организовывать поголовную бесплатную вакцинацию.
Такой подход выглядит довольно радикальным, ну так и главная книга Банерджи и Дюфло имеет подзаголовок «Радикальное переосмысление путей борьбы с глобальной нищетой». Кстати, эта работа - «Poor economics. A Radical Rethinking of the Way to Fight Global Poverty» - так и не была переведена на русский язык.
Недоступны нашему читателю и главные работы другого нобелевского триумфатора - Майкла Кремера. Профессор Кремер был награжден за свои эксперименты в области механизмов преодоления бедности, он, среди прочего, доказал, что бедному ребенку нужно не бесплатное образование, а деньги на оплату репетитора или учителя. В этом случае уровень мотивации к обучению и ответственности за его результаты возрастает как у школьника, так и у его родителей.
Но будь я советником Нобелевского комитета, сказал бы, что Кремер достоен премии в первую очередь за свою оригинальную, остроумную и очень злую «теорию экономического роста с уплотнительными кольцами». Эффектная модель Кремера буквально на пальцах объясняет и утечку мозгов, и разницу в уровне зарплат между странами, и то, почему бедные обречены оставаться бедными. Кремер опубликовал свою теорию четверть века назад, в 1993 году, а «уплотнительное кольцо» - это то самое O-ring на «Челленджере», грошовая деталь, дефект которой в 1986 году погубил космический челнок и его экипаж.
Почему погиб «Челленджер», спрашивал молодой (тогда ему было 30 лет) профессор Кремер? Одна деталь низкого качества перевесила целый комплекс самых совершенных, дорогостоящих и безупречно работавших механизмов. Прочность цепи определятся самым слабым звеном, ложка дегтя губит бочку меда. Если вы хотите, чтобы сложный механизм работал хорошо, все его звенья должны соответствовать друг другу по своему качеству.
Это правило применимо и к деятельности компаний. В фастфуде нужны не звездные шеф-повара, а люди, способные без отсебятины выполнять инструкцию, получая минимальную зарплату. Но в мишленовском ресторане нужны фантазеры и кудесники кухни с совершенно иным уровнем мотивации.
Поэтому чем сложнее экономика, чем более сложный продукт производят ее компании, тем более высокую плату будут получать сотрудники, которые в них работают. А там, где экономика устроена просто, а продукты, которые она производит, не отличаются сложностью, работникам платить не за что, и никакого профессионального роста от них не требуется. Низкая зарплата в данном случае призвана не привлечь работников, а отсеять тех, кто претендует на что-то большее, нежели умение кричать «свободная касса!». Там, где царит бедность, умные и квалифицированные просто не нужны - в простой организации сложный сотрудник оказывается тем самым «уплотнительным кольцом», от которого одни неприятности.
Середины нет - либо вы делаете сложные продукты для богатых рынков, способных оплатить высокую квалификацию ваших сотрудников, либо вы делаете простые продукты для бедных рынков, которые не могут оплатить отсутствие квалификации. Неутешительная новость для сторонников «особых путей», «рывков» и «прорывов». Не получится, скажет профессор Кремер. Деньги к деньгам, дырки к дыркам.
Распечатать