пятница, 29 сентября 2023
300 лет назад Даниэль Дефо написал книгу о бизнесе, которую мы ошибочно принимали за приключенческий роман.
Опубликованная ровно триста лет назад книга о приключениях Робинзона Крузо, «моряка из Йорка», известна подавляющему большинству русских читателей в переводе и адаптации Корнея Чуковского, сделанных для детей еще в 1935 году. В своей версии Чуковский сосредоточился на описании приключений Робинзона на необитаемом острове, однако сам Робинзон (а роман написан от первого лица) вряд ли согласился бы с таким подходом.
Для настоящего Робинзона, каким он предстает со страниц оригинального текста, эпопея на острове близ бразильского побережья оказалась главным событием в жизни, но событием вынужденным. При этом «моряка из Йорка» погнала в океан не нужда, а желание разбогатеть, причем своими силами и быстро.
Поэтому роман о Робинзоне вполне можно рассматривать как книгу для чтения по экономической теории и основам бизнеса. В том смысле, как эти науки понимали в середине XVII века. Правда, сам Робинзон вряд ли читал шедевры экономической мысли того времени, но зато с ними мог быть знаком его создатель, Даниэль Дефо. Во всяком случае, судьба коммерческих предприятий Робинзона вполне укладывалась в тогдашние деловые и экономические практики.
Если первое морское путешествие было предпринято Робинзоном сугубо с развлекательными целями, то уже во второе турне он отправился как заправский купец, «захватив с собой небольшой груз, на котором благодаря бескорыстности моего друга, сделал весьма выгодный оборот: по его указаниям, я закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и безделушек».
Сорок фунтов XVII века представляли собой сорок золотых монет, в пересчете на современные деньги это составляло около 4200 фунтов стерлингов. Но в 1650 году на 40 фунтов можно было купить 6 лошадей, 50 «стонов» (320 килограммов) шерсти, и чтобы заработать такую сумму, опытному продавцу в Лондоне нужно было трудиться полтора года.
Откуда же Робинзон взял такие деньги? Первоначальный капитал ему помогли сформировать FFF - family, friends, fools (семья, друзья и дураки): «Эти сорок фунтов я собрал с помощью моих родственников, которые, убедили моего отца или, вернее, мать помочь мне небольшой суммой в этом первом моем предприятии».
Побрякушки и безделушки Робинзон планировал реализовать там, где спрос на эти предметы значительно превышал предложение, а именно, в Африке. Авторы предисловия к советскому изданию «Робинзона для детей» всячески поносили предприимчивость моряка, рассчитывавшего обменять «безделушки» не на что-нибудь, а на золотой песок, пользуясь «наивностью» африканцев.
В этом смысле социалистические комментаторы оказывались вполне солидарны со святым Иеронимом, утверждавшим, что «все богатства происходят от неправды, ибо, если никто не потерял, другой не может найти». А нашел Робинзон немало - в обмен на свой товар начинающий купец выручил «пять фунтов девять унций золотого песку, за который, по возвращении в Лондон, получил без малого триста фунтов стерлингов». За такие деньги наемному продавцу в Лондоне пришлось бы трудиться 11 лет.
Насколько справедлив был обмен, произведенный Робинзоном? Таким вопросом на заре Нового времени задавались многие мыслители и схоласты. Еще за сто лет, до того как Робинзон пустился в плавание, итог таким дискуссиям подвел мудрый дон Диего де Коваррубис-и-Лейва, один из светочей Университета Саламанки. «Ценность вещи зависит не от ее объективной природы, а от субъективной оценки людей, даже если эта оценка нелепа». В своих рассуждениях дон Диего опирался на опыт международной торговли. «В Индии пшеница дороже, чем в Испании, потому что там люди ценят ее больше, хотя объективная природа пшеницы везде одинакова».
Занятно, что в ХХ веке любимый экономист вождей третьего мира Рауль Пребиш сделал себе имя на рассуждениях о том, что цена на природные ресурсы, которыми торгуют бедные страны, несправедливо занижена по сравнению с ценой товаров, которые производят страны богатые.
Но Робинзон не стал погружаться в теорию, а углубился в деловую практику. На выручку от своего предприятия он мог бы, к примеру, приобрести целое стадо из 55 коров и заняться фермерством. Но предприниматель Крузо решил повторить успех первого путешествия. Он, конечно же, догадывался, что высокая прибыль сопряжена с высокими рисками, поэтому «не взял с собой и ста фунтов из нажитого капитала, а остальные двести фунтов отдал на хранение вдове моего покойного друга, которая распорядилась ими весьма добросовестно; но зато меня постигли во время пути страшные беды…».
Страшные беды предстали перед Робинзоном в образе турецких пиратов, наводивших ужас на африканское побережье. Начинающий купец попал в плен, и следующие два года прожил в рабстве у мавров.
Но Робинзону повезло. Из плена он бежал, угнав в море хозяйский баркас с разным имуществом и прихватив с собой невольника по имени Ксури, прислуживавшего на баркасе. В океане беглеца ждала еще большая удача - ему встретилось португальское судно, шедшее в Бразилию, капитан которого взял Робинзона на борт.
Формула «без спасения нет вознаграждения» появилась в морском праве значительно позднее, но тут спасение было настолько очевидным, что Робинзон немедленно предложил португальскому капитану все свое имущество. Однако португалец поступил совершенно в духе классических римлян, буквально следуя советам Цицерона, считавшего, что нельзя извлекать из сделки более высокую прибыль, опираясь на сведения, которых не имеют другие. Капитан «сказал, что выдаст мне письменное обязательство уплатить за лодку восемьдесят пиастров в Бразилии, но что если по приезде туда кто-нибудь предложит мне больше, то и он даст мне больше», сообщает Робинзон. Кроме лодки, Крузо продал португальцу все ее содержимое, включая даже «три глиняных кувшина».
Отдельным вопросом оказалась судьба раба Ксури. Ввоз чернокожих рабов в Новый свет был вполне законным делом, начиная с 1512 года, причем основным импортером «живого шоколада» была именно Южная, а вовсе не Северная Америка. Португальский моряк предложил за Ксури шестьдесят золотых, заодно пообещав, что «выдаст мальчику обязательство отпустить его на волю через десять лет, если тот примет христианство». Сделка состоялась, и на бразильскую землю (принадлежавшую в то время португальской короне) Робинзон сошел, имея на руках 220 золотых.
Что это могли быть за «золотые»? Скорее всего, речь шла о португальском «двойном мойдоре», соответствовавшем британскому фунту и семи шиллингам. По приблизительному пересчету это составляло бы сейчас тридцать тысяч фунтов стерлингов в современных деньгах.
В Бразилии Робинзон решил сменить корабельный румпель на лопату плантатора, купив землю и занявшись разведением табака. Не отказался он и от торговли, но теперь действовал в духе идей об эффективном разделении труда, доверившись профессионалам. Робинзон подрядил своего нового друга - португальского капитана - привезти ему из Англии мануфактуру, воспользовавшись половиной из двух сотен фунтов, хранившихся у доверенного лица. Сделка удалась, и продажа «полотен, сукон, вообще таких вещей, которые особенно ценились и требовались в этой стране», позволила Робинзону увеличить капитал вчетверо.
Робинзон благополучно трудился на плантации, его благосостояние росло, однако все чаще он жалел о том, что продал раба Ксури. Самым большим дефицитом в колониях оказалась не мануфактура и даже не сельскохозяйственные орудия, привозимые из Англии, а квалифицированные рабочие руки.
«В то время, надо заметить, торговля невольниками была весьма ограничена, и для нее требовалось разрешение от испанского или португальского короля; поэтому негры-невольники были редки и чрезвычайно дороги».
Робинзон не мог читать работ Дадли Норса, утверждавшего, что «законы, затрудняющие торговлю, не способствуют тому, чтобы сделать народ богатым деньгами или товарами». Книги Норса могли быть доступны разве что самому Дефо. Однако дальнейшие события романа подтверждают мысль экономистов о том, что ограничения на рынках провоцируют дефицит и рискованное поведение его участников. Робинзон решил заняться нелегальной работорговлей, приняв предложение своих друзей плантаторов об экспедиции в Черную Африку. «Вопрос был в том, соглашусь ли я… взять на себя закупку негров в Гвинее».
Впрочем, Робинзон уверяет, что рассчитывал совершить такое путешествие единственный раз. «Так как торговля невольниками сопряжена с затруднениями и им невозможно будет открыто продавать негров по возвращении в Бразилию, то они думали ограничиться одним рейсом, привезти негров тайно, а затем поделить их между собой для своих плантаций»
Плантаторы договорились с экспертом по африканской торговле, Робинзон назначил управляющих своим имуществом, написал завещание в пользу своего друга - португальского капитана, и «в недобрый час, 1 сентября 1659 года», взошел на корабль.
Дальнейшие 28 лет жизни Робинзона Крузо прошли на необитаемом острове, где его экономика была вполне первобытной, однако вполне в духе теорий Франсуа Кенэ, последователи которого утверждали, что труд на земле является единственным производительным трудом. Однако стоит обратить внимание на монолог Робинзона, обращенный к деньгам, найденным в каюте разбившегося корабля:
«Ненужный хлам! Ты и того не стоишь, чтобы нагнуться и поднять тебя с полу. Всю эту кучу золота я готов отдать за любой из этих ножей. Мне некуда тебя девать: так оставайся же, где лежишь, и отправляйся на дно морское!»
Такую логику мог бы объяснить экономист XVI века Мартин де Эспилькуэта, открывший закон «временного предпочтения». «Будущие блага не ценятся столь дорого, как те же самые блага доступные немедленно», писал Эспилькуэта, при этом «деньги стоят больше там и тогда, где и когда они являются относительно более редкими».
Робинзон вряд ли мог выражаться так же изящно, как мыслитель из Саламанки, однако все же не забыл о будущих благах, поэтому «поразмыслив, решил взять деньги с собой и завернул все найденное в кусок парусины».
Для советского школьника приключения Робинзона заканчивались, когда отшельник ступал на борт британского судна, отбитого им у пиратов, имевшим глупость пристать к его острову. Однако карьера предпринимателя Робинзона тут же возобновилась, и Дефо уделил ей самое пристальное внимание.
Крузо воротился в Англию после тридцатипятилетнего отсутствия. Близких родственников у Робинзона не осталось, а получить свою долю наследства у родственников дальних ему не удалось. Зато дама, хранившая сто фунтов из его капитала, была жива, и готова была вернуть деньги, хотя и не без затруднений. Однако Робинзон не стал требовать возмещения, и даже «в благодарность за ее прежние заботы помог ей, насколько это позволяли обстоятельства».
Обстоятельства эти были следующего рода. Капитан судна, спасенного Робинзоном от пиратов, «так расхвалил меня хозяевам, … что они поднесли мне двести фунтов стерлингов»
Двести фунтов - сумма достаточная, чтобы прожить безбедно пару-тройку лет, но далеко не богатство. Поэтому Робинзон отправился в Лиссабон, чтобы выяснить судьбу своей бразильской плантации.
В португальской столице Робинзон нашел старика-капитана, которому он завещал свое добро, и поинтересовался шансами на возвращение имущества. «Я спросил капитана,… могу ли я, по его мнению, беспрепятственно вступить во владение своей долей».
И вот тут начинается самое интересное. В наши дни, когда собственник несет колоссальные издержки в связи с необходимостью бдительной охраны и стойкой обороны своих активов, поведение людей XVII века представляется удивительным. Цитата тут необходима.
Капитан ответил воскресшему собственнику, что «…опекуны ежегодно отдавали отчет о доходах с моей части плантации чиновнику казначейства, постановившему: если я не вернусь, треть доходов с собственности отчислять в казну, а две трети — в монастырь Святого Августина «на бедных». Но если я сам явлюсь или пришлю кого-либо требовать моей части, она будет возвращена — за вычетом суммы, истраченной на добрые дела...
Что же касается до беспрепятственного вступления в свои права, об этом, нечего было и спрашивать, так как мое имя числится в списках местных землевладельцев. Сказал он мне еще, что преемники поставленных мною опекунов — честные люди, и что они не только помогут мне вступить во владение имуществом, но еще и вручат мне значительную сумму денег, составившихся из доходов с плантации за то время, когда ею еще заведовали их отцы и доходы не поступали в казну…».
Робинзону не было нужды самому отправляться в Бразилию, хватило доверительного письма, заверенного нотариусом. И через полгода торговый караван привез владельцу плантации деньги - в счет прошлых доходов и товары «1200 ящиков сахарного песку и 800 тюков табака» - в счет доходов года нынешнего. Монах-августинец прислал доверенность на получение 872 мойдоров, оставшихся от доли монастырских доходов - вместе с отчетом о расходах на благотворительность.
Только королевская казна, возмущался Робинзон, «не возвратила мне ничего!»
Итак, сообщает Робинзон Крузо, «я неожиданно оказался обладателем более пяти тысяч фунтов стерлингов и поместья в Бразилии, приносившего свыше тысячи фунтов в год дохода».
Это было уже настоящее состояние, а тысяча фунтов в год позволяла вести роскошный образ жизни. Как замечал герой романа «Остров сокровищ» о своем товарище по пиратскому ремеслу, «старый Пью, потеряв глаза, а также и стыд, проживал по тысяче фунтов в год, слово лорд из Парламента».
В общем, Робинзон Крузо на протяжении своей карьеры проявил себя классическим бизнесменом в том смысле, как это понимал великий Ричард Кантильон, определявший предпринимателя как человека, который «покупает по определенной цене, чтобы продать по неизвестной цене».
Однако - и это подчеркивает Дефо - успех Робинзона был бы невозможен без высочайшего уровня межличностного доверия и работающих институтов защиты собственности. Впрочем, без этих факторов невозможен и сам по себе экономический рост, в чем мы можем убедиться 300 лет спустя на собственном опыте.
Цитаты экономистов приводятся по книге Павла Усанова «Ретроспектива экономической мысли», СПб, «Страта», 2019 г.
Распечатать