вторник, 3 октября 2023
Покидая президентский дворец в 1958 году, генерал Хименес оставил преемникам хорошее наследство – Венесуэла была страной с самым высоким подушевым ВВП в Латинской Америке. Но по поводу преумножения этого наследства в рядах политиков не было согласия.
Выяснилось, что противникам Хименеса нечего возразить против его экономической политики. Проблема была в другом – успех инфраструктурных проектов генерала не трансформировался в социальное благополучие большинства населения Венесуэлы. Да, крестьянин, пришедший на заработки в Каракас, жил комфортнее, чем когда-либо раньше. Но на фоне успехов венесуэльского высшего класса этот комфорт не выглядел привлекательно. Как наладить трансферт богатства сверху вниз – на этот вопрос военные не давали ответа, кроме совета учиться и трудиться. Изгнанный Хименес говорил то же самое.
Свой рецепт успеха имели венесуэльские левые – тот же самый, который спустя 15 лет испробовали в Чили. И, в отличие от Чили, у левых Венесуэлы нашлись сторонники в армии. В их число входил и сам глава хунты адмирал Ларрасабаль, решивший победить на свободных выборах. Адмирала поддержали даже радикальные марксисты - Компартия Венесуэлы.
Адмирал Ларрасабаль коммунистом не был. Но с левыми его объединяло представление, что предприниматель не может и шагу ступить без указаний начальства. Это накладывалось на специфику Латинской Америки, где чиновник, а тем более офицер, имел приличное образование, а вот хозяин магазина, ресторана или фермы зачастую едва умел писать.
Однако на выборах 1958 года Вольфганг Ларрасабаль с 34% голосов уступил Ромуло Бетанкуру, поддержанному половиной избирателей. Поражение левых на парламентских выборах также было очевидным – они получили лишь треть мандатов. Венесуэльцы хотели справедливости, но не по коммунистическому образцу.
Советская пресса называла Бетанкура «ставленником американских монополий». Но журналисты погорячились. Политическую карьеру Бетанкур начал именно в коммунистической партии.
Однако он быстро сообразил, что в Латинской Америке 1930-х годов, когда начиналась его политическая карьера, у ортодоксальных красных нет шансов. Ставка на рабочий класс не будет иметь успеха в латиноамериканских реалиях, где об организованном пролетариате можно говорить лишь условно. На политическом рынке лучше продавать «классовый союз», решил Бетанкур. Порвав с коммунистами, Бетанкур стал одним из основателей легальной левой партии «Демократическое действие». Лидерами партии были преимущественно венесуэльские интеллигенты, популярные среди образованного класса и известные за пределами страны.
В своей программе партия напирала на увеличение количества рабочих мест, оплачиваемых правительством. Электоральную опору Бетанкур видел в венесуэльском крестьянстве – безграмотным пеонам было несложно объяснять, что их неприятности происходят исключительно из-за козней столичных богачей.
Рывок к вершинам власти Бетанкур совершил во время Второй мировой войны. США сражались с Гитлером, и нефтяные качалки работали на полную мощность. В 1945 году Венесуэла добывала около миллиона баррелей в день. Тогдашний глава страны, генерал Ангарита встретился с президентом Рузвельтом – такого внешнеполитического успеха не добивался ни один венесуэльский лидер.
Все для фронта, все для победы – на размер нефтяных налогов никто и не смотрел. «Закон об углеводородах» 1943 года отдал в руки властей в Каракасе половину прибыли нефтепромышленности, не считая роста косвенных платежей. Нефтепроводы стали государственной собственностью Генерал Ангарита даже сформировал «Совет по развитию национального производства», отвечавший за выдачу кредитов промышленным предприятиям за счет нефтяных доходов.
Но что мы будем делать, когда война закончится и нефть подешевеет? Такой вопрос задавали друг другу политики, бюрократы и молодые офицеры.
Не надо торопиться, объяснял Бетанкур. Любые потрясения в Венесуэле, угрожающие поставкам нефти, сделают нас врагами антигитлеровской коалиции. Нефть не подешевеет – солдаты США вернутся домой и будут покупать машины и дома, значит, им понадобится бензин. А мы скажем, что допустим к выборам всех, кого не допускали, гарантируем права цветным, примем беженцев из Европы. Кто возразит против такой программы?
Неверно будет считать Бетанкура и его армейских друзей заговорщиками против диктатуры. И Бетанкур, и Хименес, и генерал Ангарита принадлежали к слою венесуэльской верхушки, действительно озабоченной проблемами страны. Однако их дебаты по поводу механизмов передачи власти затянулись, и свое слово сказала армия.
18 октября 1945 года на улицы Каракаса вышли курсанты во главе с майором Дельгадо. Генерал Ангарита приказал не оказывать сопротивления повстанцам. Отважный Дельгадо, один из самых блестящих венесуэльских офицеров, даже не известил «Демократическое действие» о своих планах. Но, считая себя человеком чести, майор Дельгадо привел Бетанкура в кресло главы государства.
То время в Венесуэле называют «Трехлетием Демократического действия». На смену «Совету по национальному производству» пришла «Корпорация венесуэльского развития». Венесуэла стала превращаться в страну чиновников, формировавших специфический средний класс, зависевший исключительно от правительственной политики. Оправдалась и прогнозы Бетанкура насчет избирательного права для крестьян. На выборах 1947 года соратник Бетанкура популярный писатель Ромуло Гальегос собрал 75% голосов.
Налоги на нефтяников были снова повышены. Черное золото не подешевело – послевоенный экономический бум в США требовал нефти. Но для расширения поставок требовались новые инвестиции в добычу, а их «Демократическое действие» осуществлять не хотело.
Однако с «развитием», за которое отвечала целая госкорпорация, получилось не очень хорошо. И в 1948 году министр обороны Дельгадо решил, что управлять экономикой страны нужно иначе. Генерал пришел к президенту и потребовал передать власть хунте (ему помогло то, что Гальегоса и Дельгадо связывала дружба - еще с середины 1930-х годов, когда они оба искали политического убежища в Европе). Гальегос не рискнул возражать.
По своим личным качествам Карлос Дельгадо, был, наверное, лучшим из всех вождей Венесуэлы. Если бы не ранняя смерть, Дельгадо вполне мог стать для Венесуэлы таким же лидером, каким Ли Куан Ю стал для Сингапура. Но именно замечательные качества Дельгадо привели генерала к конфликту с соратниками и косвенно стали причиной его гибели в 1950 году. Убийство организовал бывший марксист, ставший чиновником, который проворовался. Преемником Дельгадо оказался генерал Хименес.
Практика переворота 1948 года оказала большое влияние на политику, которую Бетанкур начал осуществлять 10 лет спустя.
Военные и ультралевые трижды пытались свергнуть Бетанкура. «Стреляйте, потом разберемся!», – неизменно приказывал Бетанкур своим сторонникам, и каждый раз основные силы армии оказывались на его стороне. Что касается внешней политики, то Бетанкур провозгласил доктрину, согласно которой Венесуэла не признавала легитимность диктаторских режимов. Поэтому правительство Венесуэлы разорвало отношения с руководством Кубы, Аргентины, Перу и даже Испании.
В экономике Бетанкур исходил из двух постулатов. Во-первых, надо сделать так, чтобы нефть оставалась как можно более дорогой. И в 1960-м году Венесуэла стала одним из учредителей ОПЕК.
Другой постулат - идея промышленного развития. Дороги, построенные Хименесом, не помогли разбогатеть простым венесуэльцам. Давайте построим венесуэльскую промышленность, предложил Бетанкур. Реализации идеи мешало то обстоятельство, что все необходимое было проще привезти из Европы и США в обмен на нефтедоллары. И тут на помощь Бетанкуру пришел Рауль Пребиш, экономический гуру пероновской Аргентины.
Промышленный рост - это просто, объяснял Пребиш. Пусть правительство назначит «национально ориентированных» олигархов, выделит им дешевые кредиты, ограничит импорт, введет валютный контроль и жестко зафиксирует обменный курс. Тогда избавленные от конкуренции с импортом национальные предприятия просто завалят страну своей продукцией.
Знающие люди могли бы заметить, что Пребиш пересказывает гитлеровский «Четырехлетний план развития», составленный СС-обергруппенфюрером Кернером. Но Кернер на авторские права не претендовал, а в устах Пребиша теория выглядела респектабельно. Тем более, что экономист разбавил ее и собственной идеей - на доходы от нефти нужно покупать не потребительские товары, а промышленное оборудование.
Правительство последовало советам Пребиша. Нефть составляла 90% от экспорта Венесуэлы, власти забирали половину доходов нефтяников. Эти средства были закачаны в промышленность. Но экономика повела себя не так, как ожидали.
С начала 1960-х ВВП Венесуэлы рос на целых 4% в год, но подъем экономики упорно не превращался в рост благосостояния бедняков. Если доходы 1% венесуэльского высшего класса были сопоставимы с американскими, то к среднему классу можно было отнести в лучшем случае 15% населения. Заработки руководства национальных корпораций росли, но эффективность инвестиций падала. Статистика фиксировала и снижение темпов роста подушевого ВВП. Это означало, что работников становится все больше, а производительность их труда - все ниже. Ничего не получилось и с грандиозными планами создания венесуэльской индустрии. В 1972 году промышленный сектор производил лишь две трети от ожидаемого объема. И работники этого сектора получали совсем маленькие деньги.
В 1973 году за решение этой проблемы взялся президент Карлос Перес. Руководители «национальных предприятий», защищенные от конкуренции, не имели мотивации к повышению зарплаты работников - оно сократило бы их прибыль. Бороться за квалифицированные дорогие кадры олигархам не было нужды - качественной продукции от них никто не требовал. Приказать повысить зарплаты Перес не мог - «национальные чемпионы» заявили бы, что им не хватает средств на инвестиции и дивиденды.
Раз промышленники не хотят создавать хорошие рабочие места, значит, их создаст правительство, решил Перес. Благо денег у президента было больше, чем когда-либо - если в 1972 году бюджет получал $1,65 с каждого экспортированного барреля нефти, то в 1975 году, после известных событий на мировом рынке, ― уже $9,68. Согласно планам Переса, правительственные расходы должны были составить $53 млрд - фантастическая цифра для 1970-х годов. А после того, как в 1976 году была создана государственная компания Petróleos de Venezuela (PDVSA), проект под названием «Великая Венесуэла» приобрел зримые очертания.
Логика Переса была проста - если появится множество рабочих мест, субсидируемых правительством, то предпринимателям, не желающим лишиться трудового ресурса, придется поднимать зарплату рабочим. Там, где властям не удавалось найти разумное обоснование занятости, придумывалось неразумное. Например, в каждом лифте (даже автоматическом) должен был находиться специальный человек, нажимавший на кнопки. Где не получалось придумать никакой работы, выплачивалось пособие. В сущности, Перес затеял в стране радикальную реорганизацию рынка труда, рассчитывая, что это подтолкнет экономику вверх.
Но экономика опять сыграла с Пересом злую шутку. Доходы граждан выросли, но жизнь, особенно в столице, тоже подорожала. Инфляция превысила 8% в год, хотя курс боливара к доллару рос. Импорт был ограничен, но дороговизна боливара привела к тому, что мало-мальски обеспеченные венесуэльцы начали ездить на шоп-туры в Майами. Малый же бизнес столкнулся со множеством ограничений во всем, что касалось трудовых отношений - при Пересе стало проще не нанимать работника вообще, чем увольнять его в случае необходимости. Безработицу снизить так и не удалось.
А руководители полугосударственных компаний не горели желанием ни поднимать зарплаты, ни повышать производительность труда. Столкнувшись с оттоком персонала, они стали просить у правительства новых субсидий. Подвели и фермеры - никто не хотел трудиться в поле, если те же деньги можно было заработать в большом городе, но с меньшими усилиями. К 1979 году доля импортного продовольствия в Венесуэле достигла 80%.
Преемники Переса сохранили созданную им модель управления экономикой. Но выяснилось, что стабильность «Великой Венесуэлы» держится исключительно на нефтяных ценах. В 1983 году цены упали, и оказалось, что правительству нечем платить своим служащим. Власти попросили денег у нефтяников, но изъятие средств из отрасли тут же обернулось падением добычи. В результате на выборах 1988 года снова победил Карлос Перес.
Выступая перед избирателями, Карлос Перес обещал бороться с глобалистами из МВФ, предлагавшими Венесуэле сократить дефицит бюджета, открыть рынки для иностранного капитала и начать приватизацию. Но когда Перес въехал в президентский дворец, выяснилось, что казна пуста. И без $4,5 миллиардов долларов займа от МВФ не обойтись.
Перес был уверен, что его харизма и авторитет послужат гарантией, что план под названием «Великий поворот» будет принят с пониманием. Его правительство составляли компетентные технократы. Против необходимости реформ не возражали никакие политические силы. Новый план Переса предусматривал не только либерализацию цен. Должны были быть существенно повышены зарплаты, особенно в госсекторе. Перес не сомневался, что реализация «Великого поворота» пройдет без затруднений.
И когда утром 27 февраля 1989 года жители Каракаса вышли на улицы, протестуя против повышения цен на автобусные билеты, полиция получила указание не препятствовать митингующим. Демонстрации не были для Венесуэлы чем-то необычным и не напугали власти.
Но что-то пошло не так. Протестующие начали грабить магазины и жечь автомобили. Рабочая молодежь браталась со студентами и шла бить витрины.
Только на следующий день Перес вызвал войска и приказал стрелять в мародеров и погромщиков. Остановить насилие удалось только через неделю. Число жертв по-разному – от нескольких сотен до нескольких тысяч человек.
Карлос Перес выиграл битву, но проиграл войну. Восстановить авторитет его правительство так и не смогло, а четыре года спустя сам Перес был осужден за присвоение бюджетных средств.
Экономист Мойзес Наим, министр развития в правительстве Переса, по собственному признанию, был потрясен бессилием властей, оказавшихся беспомощным перед внезапной вспышкой ярости венесуэльцев. Результатом его размышлений стала книга «Конец власти».
Причиной фиаско президента Переса стала самоуверенность – победу на выборах он понимал как мандат на реформы. Но народ рассчитывал на благодарность за избрание, которой не дождался, и - вышел на улицы. Но дело даже не в ошибках политика, рассуждает Наим. Несмотря на кажущееся могущество традиционных элит, в наше время «порог входа» для участия в борьбе за власть неуклонно снижается. Отсюда появление на политической сцене демагогов-популистов, уверенных, что они точно знают, чего хочет народ, и могут обращаться к нему напрямую. Кто готов заигрывать с бедняками, легко победит там, где бедняков больше - карьера Уго Чавеса тому пример. Правда, политик, делающий ставку на бедняков, заинтересован в том, чтобы они оставались таковыми - иначе за него некому будет голосовать.
Распечатать